Это, верно, не лучший мир, но и я посчастливей многих: у меня нет стрелы. Есть желание стать стрелой.
Если снег не находит твои следы, хотя бродит, вроде бы, по пятам, в этом нет той отчаянной красоты возвращенья к обжитым чужим местам, где над речкой когда-то виднелся мост, а за речкой готов был и свет, и кров.
По какой из десятка упавших звезд ты решил, что сегодня прийти готов?
Что ты видишь, помятый судьбой герой, отраженье какой из своих надежд? Здесь не сразу смиряешься с тишиной, впрочем, плата за перейденный рубеж недостаточна, чтобы её принять.
Есть потребность, но надо ли говорить… Были люди, которых и не понять, и при этом, что странно, не отпустить.
И такие, как факел: огонь, искра, зажигая других, догорали сами. Ты стоишь с пришедшими у костра, как и раньше простаивал здесь часами, подчиняясь призыву «иди ко мне», но чем ближе, тем меньше в тебе тепла, будто вдруг очутился на глубине, на дне озера… ну же, греби сильней, если выживешь – будет тебе зима.
Выплываешь не в зиму – в осень, и не рад, что не утонул. Видно, старец с глубокой проседью зря в ноябрь тебя вернул: в нем иллюзии не развеяны, а от камня идет тепло. Жизнь по тропам чужим рассеяна, кроме этого – ничего.
… Что ж, с распахнутыми глазами – в замок вечной чужой весны, там, где холод неосязаем, коридоры всегда полны, там, где шпили молчащих башен – выразительные тиски, где ты сам никому не важен, важны только твои мозги. Жизнь застыла в пустынном классе среди колб и рядов котлов, где-то вне тебя – мир прекрасен, удивительно несуров: люди радуются субботам, высшим баллам и новостям.
Ты не ищешь себе кого-то – кто-то в мир твой приходит сам. Нет, не сразу, спустя десяток лет у ровных чужих костров, так что холода недостаток, избегание поездов и распарывания заплаток служат лучшими из оков. Те, с которыми не расстаться – ты же выдержишь, не слабак, и не думаешь вырываться – можно свыкнуться жить и так. Что до путников, заглянувших в мир, построенный по соседству… сложно выдумать повод хуже неуемного любопытства.
По какой из десятка упавших звезд ты решил, что сегодня прийти готов?
Что ты видишь, помятый судьбой герой, отраженье какой из своих надежд? Здесь не сразу смиряешься с тишиной, впрочем, плата за перейденный рубеж недостаточна, чтобы её принять.
Есть потребность, но надо ли говорить… Были люди, которых и не понять, и при этом, что странно, не отпустить.
И такие, как факел: огонь, искра, зажигая других, догорали сами. Ты стоишь с пришедшими у костра, как и раньше простаивал здесь часами, подчиняясь призыву «иди ко мне», но чем ближе, тем меньше в тебе тепла, будто вдруг очутился на глубине, на дне озера… ну же, греби сильней, если выживешь – будет тебе зима.
Выплываешь не в зиму – в осень, и не рад, что не утонул. Видно, старец с глубокой проседью зря в ноябрь тебя вернул: в нем иллюзии не развеяны, а от камня идет тепло. Жизнь по тропам чужим рассеяна, кроме этого – ничего.
… Что ж, с распахнутыми глазами – в замок вечной чужой весны, там, где холод неосязаем, коридоры всегда полны, там, где шпили молчащих башен – выразительные тиски, где ты сам никому не важен, важны только твои мозги. Жизнь застыла в пустынном классе среди колб и рядов котлов, где-то вне тебя – мир прекрасен, удивительно несуров: люди радуются субботам, высшим баллам и новостям.
Ты не ищешь себе кого-то – кто-то в мир твой приходит сам. Нет, не сразу, спустя десяток лет у ровных чужих костров, так что холода недостаток, избегание поездов и распарывания заплаток служат лучшими из оков. Те, с которыми не расстаться – ты же выдержишь, не слабак, и не думаешь вырываться – можно свыкнуться жить и так. Что до путников, заглянувших в мир, построенный по соседству… сложно выдумать повод хуже неуемного любопытства.