В этой странной душе тьма была понамешана с светом,
По ее закоулкам гонял дикий хохот тоску,
В ней дремала зима, обнимая усталое лето,
Бушевали ветра, обрывая ее по куску.

Он был родом из тех, кто хотел превращать и корежить,
Он хотел этот мир изменить и прогнуть под себя.
И пытался не раз, но потом, остывая и ежась,
Уходил к себе в дом, о попытке устало скорбя.

Он был хмур и угрюм, точно знал, что пора переделать,
И открыл эту тайну, как верно и правильно "быть".
Но забыл об одном: если жизнью становится дело,
Это дело, как правило, нужно немного любить.

Он хотел изменять, но он так не любил перемены!
Он хотел рисковать, но зачем неоправданный риск?
Он пытался творить, строить замки и шить гобелены,
Но момент ускользал, как колес настороженный визг.

Он так часто скучал, жил предчувствьем судьбы и знаменья,
И старался событий нанизать поболе на нить.
Ох и много их было: звенящие, зыбкие звенья,
Только он позабыл (или просто не мог?) их любить.

Обжигался он страстью, и холодом тоже он жегся,
Он жалел об ушедшем, пришедшее вновь упускал.
Он боролся и шел (да и если бы он не боролся,
Разве смог бы он жить средь кривых и отвратных зеркал?).

Но и страсть, и борьба, да и холод немногого стоят,
Если то, от чего ты решил их по сердцу разлить,
Не достойно того, что бы ты ими был вечно проят,
Не достойно того, чтоб ты мог это что-то любить.

Он, конечно, потом что-то понял. Однажды под вечер,
Может быть, на секунду улыбкой сверкнуло лицо,
Лишь на миг, но он что-то услышал, а Вечность
Ненадолго свернулась вокруг его сердца в кольцо.

Он нашел свою нить (или что там как правило ищут?),
Научился дышать, разучился скучать не у дел.
Но пока наш герой сам себя в своем домике пишет,
Я напомнить хочу Вам одну из исписанных тем:


В каждой странной душе, без сомненья, тьма борется с светом,
Дикий хохот с тоской продолжают друг друга растить.
Только сколько, мой друг, и зачем существует все это,
Если нету любви в бесконечном стремлении - жить?