Чем я тебе не угодил опять? Да пахну, серой... Извини, конечно! Но ад есть ад! Там грешников коптят... Издержки производства неизбежны!
читать дальшеРога... Ну да, рога... и что теперь? Не накладные, так чего стенать-то? Ветвистые, как у меня, поверь, Носимы только самой высшей знатью!
Как лезут перья?! Тьфу ты! Напугал! Естественный процесс, в пределах нормы! Не трогай хвост! Ну, смертный, ты наха-ал... А если я тебе в ответ по морде?
Послушай, может все же впустишь в дом? Чудесен вечер, но декабрь месяц... Ты посинел... А это ведь симптом! Да и балкончик мне изрядно тесен...
Пусти!... Копыта? Вытер. Не ори! Держи цветы. Какая аллергия?! Они искусственные, Тьма тебя нагни и приласкай константой энтропии!
Подстраховался, да... Тот прошлый раз До страшного суда не позабуду... Ты очень неудачно въехал в глаз мне экибаной fruticosus rubus....
Живешь ты скромненько, конечно. Ерунда! Я на диванчик с краешку присяду... Порвал когтем обои? не беда... Пришлю к тебе бесовочек с нарядом...
Что там у нас по плану? Смертен, факт. Твой краткий век расписан по минутам, Какой кирпич? Нет! в 35 - инфаркт.... Из-за прыжка с дефектным парашютом...
Ой, побледнел! Козявка, ты чего!? Я если надо, подтолкну, не тресну! Ах, высоты боишься... Все равно... Тетрадь судьбы - авторитет известный...
Я вид на жительство тебе в аду достал! Копыта стер ходить по кабинетам... Как разрешение у светлых выбивал - Чуть не прибил чинушу табуретом...
Ты все-таки простыл! О, массаракш! Но ты же кашлял... Подавился, значит? Я кто?! Я что?! Да это ты дурак! А ну, пасть ниц! И не вставать с карачек!
Вот так всегда... Свобода воли - бред! Ты своего не понимаешь счастья! Короче так, мой крашенный брюнет, У нас в семье не будет двоевластья!
'Monsters are real, and ghosts are real too. They live inside us, and sometimes, they win.' (c) Stephen King
Я вижу образ твой в такое время, Когда в разлуке дважды - сам с собой. Закрыв глаза, в своей тоске потерян, И образ твой встаёт передо мной. Случаются минуты, когда слёзы Срываются с ресниц в немой полёт, Я в ночь смотрю, ища на небе звёзды, И нахожу твой образ среди звёзд. И в облаках причудливых заката, И в ускользающих вниз капельках дождя, И в танце пламени, коварном, диковатом - Я всюду замечаю лишь тебя. И в моих мыслях, непонятных, суетливых, И в моём сердце, что запомнит миг любой, В моей душе, где очертания любимых, Я вижу образ твой... Я вижу образ твой.
Нужно жить всегда влюбленными во что-нибудь недоступное тебе. Человек становится выше ростом от того, что тянется вверх.
Вот он сидит, неизвестный мне музыкант, Гитару держа в руках так, будто гитара – женщина:
Оказавшаяся на главной площади города, Гордая иностранка, не знающая языка, Никакой даже такой фразы, как «Я люблю тебя», ни «Добрый вечер», ни «Как пройти в библиотеку, какой дорогой?» - да, Ни одного словечка из разговорника, Что продают туристам торговцы втридорога. Женщина думает: «остаться мне здесь до вторника? Или до смерти? Или уехать, пока не поздно?»
А над городом звездное, грозное Небо, месяц.
Весь месяц Немая женщина каждый день приходит на площадь. И с каждым днем все ей кажется лучше и проще, Чем есть на деле.
Немая женщина в своем деревянном теле Носит чудо, не выбрасывает, никому не показывает, плачет ночами, в руках качает.
Я начну сначала.
Вот он сидит, неизвестный мне, на полу у сцены, Чуткими пальцами касается, струну зажимает – У немой женщины с площади чудо внутри заживает, Улыбается, дышит, отрывается от плаценты – И рождается – звуками, проникая в душу – И я дышу глубже, все лишнее вдруг теряет цену, все нужное – дорожает. И в груди у меня рана горячая, ножевая, Прикрыть ее пальцами не успела я – И течет сладкая кровь из спелого разрезанного арбуза, как будто сегодня август, а не январь –
Мы просто однажды пересеклись - для малой среды это естественные процессы, Случайные звезды, летящие в разные стороны, на мгновение сошедшиеся в потребностях и интересах, У меня еще потом ныло что-то под ребрами, все скреблось когтями по плоти, Я теперь схоронил в себе эти воспоминания, как кошмарный сон, от которого если не тошнит, то точно воротит. А она... ей-то что, полетела дальше, к новым мирам сияющей кометой, Синей птицей. Нам уже не встретиться больше: я не пойду за ней, да и она ко мне не возвратится. Мне осталась память. Нетронутая, потертая, пыльная... Я любил ее.
Сколько прошло дней? часов? минут... За окном заметает зима. Горький январь. Я теперь только ночью могу в твои окна взглянуть, Отражаясь, бликуя, мерцая ,как старый фонарь.
Я завидую, этот фонарь светит здесь, Своей рыжей ладонью ласкает тебя когда спишь. Я теперь только ночью( всего лишь зеркальная тень) Прихожу посмотреть, как ты глядя на окна молчишь.
Прихожу посмотреть, как ты меряешь дом тишиной, Преломляю твой взгляд и тенями бросаюсь на снег; Отражаюсь в столе, крепком кофе, в стекле за спиной; Прихожу по ночам в твоем зеркале тихо гореть.
Прихожу горевать;позвенеть серебря твой висок; Посидеть на подушке, пролившись сквозь стекла тоской; Прорастить свои корни сквозь белый, пустой потолок; Падать вверх...;плакать рядом зеркальной своей пустотой.
Я смотрю на тебя в перевернутый, скомканный мир. Выхожу, отражаясь, из глянцевых бликов шкафов, И пытаюсь обнять, и шепчу ели слышно "прости... И запри зеркала на крепчайший, надежный засов."
Я теперь только ночью могу в твои окна взглянуть, Прикоснуться к щеке, полежать ледяной темнотой... Сколько их? преломленных часов...зазеркальных минут... Заметает январь и горчит отражаясь тобой.
А глаза мои сходят с ума и краснеют от недосыпа... (с) sgrosheva
Знаешь, ближе к весне, ближе к теплу Я смогу задышать, я опять заживу, Ровно так, как заживают болящие раны На венах, порезанных битым стаканом. В день, когда поснимают бинты, И уже не кровит, только шрамы-черты Остаются на мне, словно фото на память, Я опять заживу и совсем перестану плакать. Знаешь, ближе к весне, ближе к теплу… Только, пожалуйста, не оставь одну.
А глаза мои сходят с ума и краснеют от недосыпа... (с) sgrosheva
А тебе бы следовало закрыть рот, да сидеть и молчать о былом да о пережитом, Так ты же наоборот - словно лезвием по стеклу – скрежетом режешь чужие уши всей своей болью, травишь встречные души. Потчуешь хлебом да солью - Мол, заходи, да послушай моих историй, глаз не отводи, посиди, поиграй в героев.
Только когда-нибудь кто-нибудь возьмет да и заткнет твой спелый и смелый красноречивый рот. Да только, как знать - Решит он тебя казнить или скажет – миловать, а может быть - миловать?...
Я постоянно живу в страхе, что меня поймут правильно
мы по пояс в огне, мы по пояс в воде, мы по пояс в самих себе, по рукам-по ногам, по фальшивым мечтам, по ненужным слезам – за дверь, в нашей жизни все – страх, и в глазах и устах, и в прожженном дыму молитв, мы играем в людей посреди площадей, не вдаваясь в житейский ритм,
ублажая свой гнев, убегая от всех, мы душой раздираем плоть, нас сгрызает любовь из фальшивых грехов, из заляпанных слов – в окно, и по белым щекам, к нашим мерзким словам льется серая кровь надежд, собирая свой пазл из растерзанных нас, проходя нулевой рубеж
а по небу ползет череда облаков, а по землям течет наш мир, нам засунули кляп, без беспомощных клятв, отправляя назад – в утиль, в наших мыслях огонь, в наших мыслях вода и немного самих себя, почему наш апрель, так далек и умен, но мудрей твоего сентября?*
мы забились в углу, подсадив на иглу, тех, кто раньше спасал нам жизнь, тех, кто радостно пел, чей пацифик звенел, тех, кто раньше кричал «держись!», мы идем по костям, по дорогам из ям к уголовным статьям – за дверь,
мы по пояс в огне, мы по пояс в воде, мы по пояс в самих себе.
* «спроси у них, зачем ихвесна мудрей твоего сентября» (с) Б.Г.
"Сны - эти маленькие кусочки смерти, как я их ненавижу." (с) Э.А. По
Ягуары уходят в сельву, Мягкой шкурой кусты лаская, Тихим шагом убийцы стелят За собой незаметный след. Ягуары уходят в сельву, К водопою спеша как к раю. Там кого-то из них подстрелят, Занесут в череду побед. Ягуары уходят в сельву. Крови запах носы щекочет. В глубине золотых опалов Тлеет искра чужой беды. Ягуары вернутся, помни, Твоя пуля их души точит. Ты под лапой вздохнешь устало, Пожиная свои плоды. Ягуары уходят в сельву, За собой оставляя право, Как любые на свете кошки, Появляться и уходить. Ягуары уходят в сельву, Их следы на траве кровавы. Они могут вернуться, помни. Чтоб убить. Ягуары уходят в сельву...
Хочу встречать с тобой рассветы, И говорить о пустяках. Писать тебе стихи про лето, Про море, небо в облаках. И целовть так нежно в губы, И тела аромат вбирать, Когда царица-ночь на убыль Пойдёт, чтоб дню бразды отдать. Хочу присесть я у подушки, Когда ты ляжешь отдохнуть, И тихо прошептать на ушко, Что я люблю. Ещё шепнуть, Что без тебя не греет солнце, Снег не пушист зимой, колюч. Ты дивный свет в моём оконце, Ты - взявшая от сердца ключ.
Создатель, прости меня, я так устал Прятаться брызгами Средь навалившихся скал. Жить, выжидая момент, Когда посчастливится мне Утром привычно болея Вечером снова хмелеть.
Создатель, ты дай намек, ты дай совет Я ж не чужой, послушай Сколько же нужно лет Чтобы понять куда Мне суждено пылить? Нет от меня вреда И прока особого нет.
Создатель, Скажи, прошу, Прошу, скажи. Я же зачем-то дышу?! Я не могу просто быть! Дай мне подсказку, дай, Молнией вдарь мне в лоб. Я не хочу, чтоб сказали: «Этот умел, да не смог».
Всем, у кого мерсское настроение, посвящается. Эстетам и интеллигентам лучше не входить Прошли все новогодние застолья, кто выжил, тот запомнил на всю жизнь: когда сосед по стулу точит колья, то лучше от соседа отсадись. Хотя мораль не в противостоянии, не в том, кто в твой бокал подлил бензин, а в том, как лучше покарать анально того, кто закупил весь магазин, но, видите ли, мест на дне авоськи хватило лишь на фрукты и коньяк, а для водички... В общем, удалось нам отпраздновать всухую только так. Когда в глазу мигнул фонарь последний и ёлки раздвоилась вдруг звезда, Ноэль уехал на велосипеде, запутавшись в фольге и проводах - сознанье гордо взмыло к Иггдрасилю, избавившись от тяжести оков - но сушняка кордоны не осилив, вернулось. Но вернулось без мозгов. В удушливом очнувшись одеяле, инстинкт поведал, что не дома я - из под башки подушку эльфы крали, косился нежно Крюгер на меня, в квартире сверху выла Леди Гага, мозг в такт скрипел, хотелось очень пить. В квартире слева явно гнали брагу, но брага не хотела уходить. Светил во тьме мобильник жутким светом, выхватывая темные углы - в одном виднелось лангольеров гетто, в другом - лаборатория Пилы. Из спальни полз клубок, хрипящий смутно, был виден пирамид и даже хэд - "нооль трии" - стонали жертвы камасутры, царапая тентаклями паркет. Ноль потерев, простерлись к кухне пальцы, под ступнями раздался дикий мявк. В смертельной мсте за сплющенные яйца в загривок впился зубом вурдалак. В крови зараза разливалась ядом, ногой алкалось копчик почесать - Чужой под потолком сказал "не надо" и Хищнику в сапог велел нассать. До кухни оставалось меньше метра, в шкафу строчили оридж братья Гримм, за дверью инфернального клозета фаянсовый бурлил Ородруин, восставшие из недр дивана зомби дрались у холодильника за сок - рвались кафтаны, вылетали пломбы, был применен химический носок... И тут все прояснилось, как под солнцем, как от гирлянды свежей чеснока - Садако и друзья ее, японцы, тащили в телик ящик коньяка, а на верху звенящей грустно тары покачивались, словно пьяный конь, последнее спасенье от кошмара - два литра минералки "Оболонь". Издав банзай в стручок усохшим горлом все бросились туристам бить лицо - визжал, как изнасилованный, Горлум, хрустело вновь ликантропа яйцо, смешались в кучу зомби, кони, люди, коньяк разлитый всем копыта мыл, над оргией, почесывая груди, спросонья Джиперс Криперс воспарил - себя за челку вытащив из свалки, наткнулась я глазницей на комод, там, за комодом, под хвостом русалки подарок мой лежал на Новый Год: холодная как труп невесты влага, налитая в изысканный баллон - завистливо рыдала Леди Гага, почуяв нарисованный лимон, скребли ко мне по миллиметру жертвы, тянулся тролль, весь род мой матом крыв. Во имя избежания баттхерта, пришлось рвать когти, жидкость утащив. Залипнув прочно в самый темный угол и осушив посудину до дна, мы с вурдалаком крыли матом кукол, занявших нагло кресло у окна. И благородно, словно две легенды (забыт был вирус, прощена ступня), под матное ответное крещендо икали пузырьками "аняня". Прохладный воздух гриппа нес отраву, храпел в серванте Данте, адски пьян, и только телика светодиод кровавый светился, как Учихин шаринган.
Или ты смеешься над жизнью, или жизнь смеется над тобой.
Мы сегодня займемся производством новых тел, новых душ. Ты меня только не слушай. Я не хочу, да совру. Какая к черту любовь, умоляю, кайф не ломай. Просто крепче меня обнимай. Прижимай...
Мы могли бы летать, накачавшись какой-то дурью, Продавать себя; деньги вперед, а вечером стулья. Усыпая гранатными зернами кроватное поле Обнажать себе нервы. И задевать всегда за живое.
А потом уходить и уходить в подполье. Это не есть любовь. Это секс на грани боли. Это как алая кровь на руках, - от родов, Слишком душевное, слишком не нашего рода.
Ты не помнишь. Помнишь? - Не суть. Это секс. Для меня только так. Не обессудь. И не надо на ухо фраз, - это лишняя ложь. После которой одна только дрожь.. дрожь.. дрожь...
Расставляй все пунктиры, пустые квартиры, Шторы, торшеры, одежду, картины... Новые души, тела и немного банального секса. Не говори про любовь. Ей здесь не место.
А глаза мои сходят с ума и краснеют от недосыпа... (с) sgrosheva
Моя девочка – браслеты на тонких запястьях, Расскажи мне, какого цвета твои глаза? Расскажи, как они смеются, Когда утопают в счастье, Как грустят, когда по щеке слеза. Расскажи, как глаза клянутся, Обещая вечно кого-то любить, Ошибаются и расстаются, И не могут чужие глаза забыть. Расскажи, как глаза мечтают, В небо долго глядя по утру, Как на веки свои просят чая, Предаваясь ночами перу. Расскажи, как краснеют от ветра, Как они провожают закат, Расскажи, как от яркого света Закрывают глаза и идут наугад. Как, бывает, их колет правда, Или щиплет глаза вина, Как их прячут, когда не правы, Как горят от бокала вина. Расскажи, как они выдают, Когда сердце трепещет в груди, Расскажи, как глаза предают, Заплутавши, сбившись с пути. Расскажи, как они молчат Обо всем, что им только знать Расскажи, как глаза кричат, Когда их заставляют страдать. Моя девочка – тонкие пальчики в кольца, Расскажи, как засыпают твои глаза, Кто перед сном их целует, И просит хранить небеса?
когда мы разобьёмся о камни, вместо сердец из нас достанут чёрные ящики. (с)
Детка, эта зима снова не для тебя. Ты только сквозная пуля, таких раньше в концлагеря, А теперь ты танцуешь на кухне пьяная до утра. Глупая детка, забьем еще по одной, и бросать навсегда?
Время зависло. Тянется, будто воск. Ты не ждала чуда, а оно возьми и сбылось. Знаешь, ты откровенная. Нам будет тяжко врозь, Кто еще скажет мне: брось это все, нахрен брось.
Что это? Видишь, тени скользят в углах? Мы перебрали, детка. Чувствуешь липкий страх? Ах да, я забыл, у тебя же смерть на плечах… Кто будет со мной, после тебя в других городах?
Нас накрывает вечность, тащит к себе на дно. Вдруг мы бесконечно будем курить, глядя в окно? Оставшись будто в старом советском кино. Не буду просить остаться. Не останешься все равно.
знаешь, так удивительно видеть наш мир с той стороны: смешивать в шейкере ржавом прошлое и не_настоящее, включать на повтор, как упорно искали мы этой войны, и выключать на минуте, где вынесут нас в чёрных ящиках. резать скриншоты из пыльных, счастливо смеющихся лиц, где под дождём и оскалившись, машем победно трофеями: мокрые волосы, небо в глазах, юные-старые, krieg против blitz. нас бы, да в мирное русло, но в руслах мы течь не умеем. наше искусство в искусстве ходить по изнанке навыворот, путать, распутывать, сдохнуть, но выжить на сцене в театре. я закрываю глаза, я упрямо шепчу – мы приговор, а не выговор, лишь бы не видеть, как ты умираешь в сто восемнадцатом кадре.