Говорит о незначительном, необщем будущем, подыскивает мне жену...
А мне хочется закричать, как она меня не покалечила, но поломала,
Как я без нее никчемен, как безутешен, как ни дня более, надо же, не живу.
Собрала свои вещи, каждую мелочь, даже надежду, и ту решила отнять.
Я сижу, чуть согнувшись, обездвиженный, лишенный, должно быть, стержня,
И шепчу: "Господи, я, в общем, не верую, но почему ты караешь теперь меня?
Разве ж я заслужил? Разве ж так бессмысленно страшно пред тобою я грешен?"
Она не улыбается больше. А когда улыбается, становится только хуже.
Каждое ее слово - безжалостный и точный удар по гортани ребром ладони.
Я срываюсь, кричу: "Неужели я больше ни капли тебе не близок, совсем не нужен?!
Неужели сейчас ты уйдешь, попрощавшись навеки, чтобы любил тебя... кто-нибудь?"
Не отвечает, презрительно кривит губы, мнет пальцами платье, устало щурится.
Все уже сказано до нее, прописано сотней сценариев, выплакано литрами слез.
И уходит. Легкой походкой чужой невстреченной чужого города по чужим улицам.
А у меня никакого желания. Кроме нее.