Ты, как и раньше годами, глумлив и весел,
и команде не запрещаешь похабных песен,
пока рядом продажные женщины и вино.
И тебя сам чёрт не утащит к себе на дно,
если ты не захочешь узнать, что он там чудесит.
Ну, здравствуй. Ты помнишь, сколько минуло вёсен?
Скольких ты бросил? Скольким ты опротивел?
Всё так же на суше блуждаешь среди трёх сосен?
Скажи, капитан, ты был ли вообще счастливым?
Ты, сколько помню, всегда и во всем рисковал,
спорил с могучими волнами и с судьбой.
Сколько знаю тебя, капитан, ты всё — пан или пропал,
и плевать, вернешься ль снова когда домой.
А мне компас не нужен, я в море иду по звёздам,
и каждый мой белый парус был ветром соткан.
Слышишь, чайки кричат? Чайки стремятся к гнёздам,
а ты — из гнезда.
Будет легок твой путь, если верить метеосводкам.
Раньше видела всё я до самого горизонта,
а сейчас вот уж третью неделю стоят туманы.
Пока ты не застрял в каком-нибудь судоремонтном,
снимайся, мой капитан.
И брамсельного ветра тебе в карманы.
Каждому судну, мой капитан, всегда нужен берег —
чтоб оттолкнуться. И мель — чтоб сняться.
Мы из тех, кто на счастье никогда не бросал копеек.
Мне разные новые порты ночами снятся,
и детство, розовощекое и лихое,
и как меня с головой накрывает волною,
и как ты смеешься надо мною в холодной воде,
и ветер свистит как в шалой моей голове.
Ты давно не садился на вёсла, мой капитан,
разве что иногда встаёшь у штурвала.
Я знаю, что ты не боишься девятого вала,
и тысячу раз ты выходил невредимым из шторма,
а меня не однажды страх вдруг хватал за горло,
и я выживала.
Я без тебя выживала.
Я хотела бы быть не одна,
и моя первая лодка была двухвёсельным ялом.
Я выросла, капитан, и теперь я знаю:
мне послан был этот шквал,
чтобы я
устояла.
И теперь ты сколько ни обнимай —
я не дрогну, лишь усмехнусь.
Я держу курс на рифы, мой капитан.
Я не вернусь.