Есть слова, которые в слух не говорят. По губам моим растекается яд. Это страшнее удара в спину. Есть слова, от которых болит в груди. Если хочешь идти, то скорей уходи. Я и без этого сгину. Есть слова, которые бьют в упор. Пострашнее чем глад и мор. Молчи. Ничего не говори.
Я все еще люблю тебя. Порою я вновь перебираю наши встречи. Касанье рук и губ твоих касанье, и взгляд лукавый - подожди чуть-чуть. Брожу по улицам. За шторами кафе влюбленные пережидают осень. А наших чувств безоблачная просинь сменилась серым затяжным дождем. Надеятся на то, что бабье лето нагрянет и вернет нам пониманье, бессмысленно. Растянута на годы пора прощаний и скупых уступок. Но все еще люблю. Еще люблю... 22-24102013
Нейсмит - это маленькая дрянь с мозгом, укрощать бессмысленно, пороть поздно (с)
Мальчик листает страницы Пытаясь запомнить чужие лица Пытаясь запомнить пустые даты Пытаясь представить что было когда-то Как люди жили, что люди пели, За что сражались на дуэли Как воевали, кого любили Какими на самом деле были. и мысли раскладывает по полочкам Кто был героем, а кто был сволочью
Вам решать кого вы за всех в ответе оставите Вам решать, кто из нас будет достоин памяти Вам искать, где идет черта от брехни до истины Вам листать грязную книгу руками чистыми
А сам бы он никого не предал Войну легко завершил победой Не стал мишенью дворцовых сплетен И вовремя заговор бы заметил. И жалко ему нас таких убогих Что на прямой заплутали дороге А правды мы уже не расскажем... Но так ли потомкам это важно?
Вам решать кого вы за всех в ответе оставите Вам решать, кто из нас будет достоин памяти Вам искать, где идет черта от брехни до истины Вам листать грязную книгу руками чистыми
"Торжественно клянусь, что замышляю шалость и только шалость!" (c)
***
Жить хочу наконец без оглядки назад, не ища тех же чувств в незнакомых глазах, чтоб не сеять мне бурь, не развязывать войн, чтоб никем не болеть и остаться собой. Не сжигать кораблей и не рушить мосты, чтобы дни мои были легки и просты, не бросать слов на ветер, не рваться за грань, и не думать, что всё — нипочём, всё — игра. Жить без глупых ошибок, без счёта потерь, все сомнения — с плеч, и весь мусор — за дверь. Жить хочу, будто с чистого снова листа, будто тоже воскрес, когда сняли с креста, будто бурей очищен, грозой обновлён. Словно тот, предыдущий — всего лишь был клон, словно он — только копия, жалкий двойник, а все годы до этого — лишь черновик.
А теперь — всё иначе, и к новым мирам отправляюсь я завтра же в восемь утра.
Опасный квартальчик для разных отбросов. Прокуренный бар, чуть почище помойки. Часы шепчут: “Полночь“, а местные косо Посмотрят опять на мужчину у стойки.
Наверное, псих, раз одет во всем белом. В руках - даже кейс идентичного цвета. Следит за часами и выглядит нервным, Весь бледный, как будто пришел с того света.
читать дальшеВдруг дверь распахнулась. Вошел кто-то в черном. Его тут же Белый окликнул из тени, И Черный сел рядом, чертовски довольный, И крикнул: “Двойную текилу!“ бармену.
- Опять опоздал! - произнес тихо Белый И кейс протянул: - Он нам больше не нужен. Начальство решило закрыть это дело. Они не подходят. Чем дальше, тем хуже!
И Черный взял кейс, приоткрыл - хватит взгляда, Но тут же захлопнул и бросил на стойку. - Начальство сказало: Нам тоже не надо! Ты сам посуди! Ну, куда нам их столько?!
Они замолчали, не веря друг другу. Не знали, как быть, но в итоге решили. С минуту шептались о чем-то на ухо, А после ушли, только кейс свой... забыли.
Но бармен начало беседы подслушал, Схватил этот кейс, прошептав: “Будь, что будет!“, Открыл второпях и внутри обнаружил Листок, на котором написано “Люди“.
Мальчик - кривое зеркало. Шут и король истории, Мрачный безумец с титулом лорда и палача. Мальчик - смотритель прошлого, в пыльный архив которого Кровь собирал осколками сломанного меча.
читать дальшеМальчик - педант и праведник, но с раздвоеньем личности, Дважды лечился в клиниках - запад vs восток. Приступ тщеславной гордости , приступ меланхоличности... Часто просил прощения, только прощать не мог.
Он написал трагедию. Дважды - аншлаг над пропастью. Смысл менять фамилии, если сюжет один? Носит клеймо Антихриста, но повторяет "Господи", Мальчик с красивым именем... Я его звал Берлин.
Одно неосторожное движение - и ты розенриттер. (с)
Я уже не мечтаю, не верую в то, что он мне перестанет чудиться Вдоль железных дорог и раздолбанных трасс, там где фура - раз в пару дней. Я привыкла его узнавать, принимать чистым разумом, полной грудью и Брать проверенный курс на далекую башню и птиц, что кружат над ней. Эти птицы кричат, выпевают рассвет небом ставленным контратенором, И пробившийся луч окон звонких стекло светом утренним золотит. И для тех кто пленен, и для тех, кто клеймлен его башнями, его стенами - Есть одно направленье, один горизонт окончательного пути. Мир, нелепо-мятежный, искусен во лжи, он пространство как лист сминает, и Говорят, что на сгибах легко забывать, окончательный ставя знак. Говорят что легко, но во имя его я не ставлю, и я не знаю, Хоть теряется в поисках верных дорог приключения новизна. Только я приключений за время пути с мира выбрала полной мерою, От гранатовых искр осенней листвы до алмазов пурги зимой. И поэтому я, вне пиров и даров, присягаю ему и верую, Что не стерлось за вечность, прошедшую мимо, на теле его клеймо. Тот неведомый знак, тень прочерченных карт и маршрутов по ним проложенных, Мы по ним узнаем сопричастных ему, тех, в ком песен его тоска Поселилась пронзительным, горьким комком под прозрачной, как небо, кожею, Кого любят хрустальные башни в огне и не думают отпускать. Песня ветра и шин отзовется в груди, уложившись в одном аккорде, но нам на счастье она не потерпит предательства, темной холодной лжи. Мы по отблеску глаз - по огням маяков - узнаем своих братьев в Ордене. Тех, кто Белому Городу с первого шага навеки принадлежит.
Мы сегодня вдвоем, здесь, на кухне, где так тепло, И почти ощутимое пламя волос твоих. Если нас в этом странном вечере так свело, Это значит - и сердце изранено у двоих.
А когда я согреюсь, то выключен будет свет, И останется только горячая нежность рук. И не будет вопросов, и будет один ответ, Лихорадочно-быстрый, горячечный сердца стук.
И останется только - доверить себя тебе, Потому что ночное небо не терпит лжи. Ты - одно из чудес, что случались в моей судьбе. ...И теперь без тебя вообще невозможно жить.
В тысячный раз пишу тебе, мой драгоценный друг, Вопреки непокорной судьбе, я помню тепло твоих рук. (Слышал, ты стала краше любой из земных принцесс). Знаешь, из окна моей башни, виднеется темный лес. Замок дремуч и мрачен, говорят, он полон теней, Призраков старых прачек и загнанных лошадей, Что мечутся по покоям, и бродят внутри двора. Песнь заунывную воет, кто-то, всю ночь, до утра. Я думаю, вой этот - волчий, клич серебристой луны, /Но думать приходится молча, мысли здесь не нужны/. И всё это - детские сказки, всерьез я их не боюсь, /Друг, я мечтаю напрасно, прочесть от тебя:''вернусь"?/ Пусть лес, говорят, страшен, и в лес ходить не велят, Но только мне, даже из башен, на свет явиться нельзя. Все говорят - принц болен, не верь, я почти здоров, /Ни за что не сдамся без боя, я вырвусь из этих оков/. Им проще - поверить в заклятья, им легче - придумать ведьм. Их принц в разукрашенном платье - какой-то диковинный зверь. Ты помнишь? - мне было двенадцать, ты - младше на пару лет, читать дальшеИ мир вокруг начал меняться, так быстро, как солнечный свет. Я помню лицо короля, и матери сумрачный лик, Такое забыть нельзя. Впечатался каждый миг. Я верю, что это - болезнь, они говорят - колдовство, Старухи свихнувшейся песнь, печать на лице того, Кто принцем был наречен, но ведьмой проклят во сне. ''Наследник навек обречен - колдунья скрылась во тьме''. Ты видишь, что я окружен, лишь стаей обычных глупцов. Высокая башня - мой дом, где принц свое прячет лицо. И все королевство молчит, как будто бы я уже мертв. "Зачем нам уродливый принц? Он - словно из Ада черт".
И, знаешь, друг. Не приезжай. Запомни меня таким, Как в тот белоснежный январь, сошедший со старых картин. Но в этой безумной тиши, мучителен времени бег. Поэтому, друг, пиши. И мне расскажи про снег.
/Ведьма читает письмо, и дрожит рука, ''Что за дурацкий принц? Что за нелепый век?'' ''Сердце мое, повторяет она, из скал, А он - всего-навсего - обычнейший человек''./
Ведьме - уже сто двадцать. Ведьма сильна и мудра. И как получилось ввязаться? Она не желала добра. Он просто безумный мальчик, чумной сынок короля. ''Ах, знал бы ты, что это значит - тебя погубила я''. Казалось, обычное дело, банальнейшее колдовство, Прикинуться бедной девой, и в чашу подлить раствор. А он - называет другом, и письма исправно шлет. Ведьма смеется сквозь зубы, и плавит в ладонях лед. Ведь он родился прекрасным, теперь же - урод и изгой, Но сколько в нем пылкой страсти! Зачем он такой живой? И ведьма письмо рвет на части. Но больше не слышен смех. Из карт белоснежной масти, шлет ему заколдованный снег.
Гордый твой город, слово застынет в горле, Слово, внутри затихшее, не родится. Сколько нас здесь бездушных, безумных, голых? Тот, кто взойдет на гору, увидит горе, Небо облепят черные злые птицы. Красное солнце, пот на уставших лицах, Цепи следов, ведущие на агору.
Гордый твой город тонет в дыму и гари, Строится на костях и крови забытых. Если мы возвращаемся, убегая, Будь безрассудней - выйди в огонь нагая, Вылей святую воду, бросаясь в битву. Не сосчитать всех преданных и убитых, Кто нас теперь, безбожных, оберегает?
Гордый твой город - вряд ли об этом вспомнят, Если подобной вере дано остаться. Кажется, что стою посредине поля, Тихой печалью, жадной бедой заполнен, Слишком устав надеяться и пытаться. Красное солнце кровью течет по пальцам - Так мы идем за богом, что нас не понял.
Гордый твой город, сколько здесь было боли, Страха и поражений, побед условных? Где наша смерть нас ждет: за чертой прибоя, В чьей-то постели, дома, в разгаре боя? Вечер последний выдох ладонью словит, В реках крови утонет святое слово - Где же тот бог, что должен был стать любовью?
Милая, снова ты прячешь глаза, Улыбаешься чуть настороженно. Ты осталась со мной много зим назад. И сейчас. Через все «невозможно».
Милая, закрываешь вуалью лицо. Растворяюсь я в старом незнании. Что таиться за ней? Я не вижу что. Ожидание, как всегда, в наказание.
Этот серый полупрозрачный шелк Как стена между мной и всем миром. Кружусь волчком, как слепой щенок, Никак не решусь, наконец, сделать выбор.
Каждый раз, когда прячешься от меня Под своей серебристой вуалью Я теряю контроль. Ты меня не теряй. Не теряйся сама. Обещай мне.
Моя милая… милая, ты еще здесь. Я не вижу, но слышу твой голос. Он ведет, он зовет меня столько лет. Он со мной, сколько бы не осталось.
Мягки, невесомы касания рук Твоих. Едва-едва различимы мне. Твое «рядом» пускает по венам ток… Не уходи, обещай мне еще раз, милая.
Милая, ты снимаешь серую, тонкую ткань, Когда светлеет ночное, черное небо. Мой сон, завтра снова буду тебя искать. Ты со мной. А вот я с тобой так и не был.
Ход времени надежды не оставит: Овраги зарастут травою сорной, Сугробы снега выпадут и стают, А память встанет горьким комом в горле.
Уходят неоткрытыми морями Корветы за столетья-горизонты, Но по стеклу и пластиковой раме Зелёный луч* рассвет прочертит сонно
И спрячется в гитарные аккорды От жёсткости научных объяснений… Как, впрочем, и от песен подзаборных. Чтоб разглядел безумец… или гений.
*Зелёный луч — оптическое явление, вспышка зелёного света в момент исчезновения солнечного диска за горизонтом (обычно морским) или появления его из-за горизонта (Википедия).
Не в том беда, что авторов несет, а в том беда, куда их всех заносит.
Тускнеет небо, сухие листья под окна ветер принёс комком, как будто ворох ненужных писем от тех, с кем вряд ли я был знаком. Иду по улицам мимо зданий, мой саундтрек - это рёв машин. Я вижу признаки увяданья: они гнездятся внутри души, как будто горькое, злое семя, чей плод - банальность и суета, и люди строят пустые семьи, не понимая, что здесь не так. Зима, последняя из возможных, прохладно дышит в затылок мне, и обжигает морозом кожу от пепла серый колючий снег. Здесь воздух жжёт мне глаза и горло, железа столько же, что дышать почти что подвиг. Голодный город спокойно, хищно ждёт новый шаг. Моя родня из холмов и песен давно покинула этот мир - он стал им скучен, не интересен, мол, здесь банальность и тлен, и плесень... На деле, жутко им жить с людьми, где их не любят, где в них не верят, где скепсис их колдовства сильней. Народ ушёл и захлопнул двери. Они уйти предложили мне. Мол, брат по духу и брат по крови, забудь и жизнь, и друзей, семью, отбрось банальность, стань с нами вровень, ты с нами вечно пребудешь юн, ты с нами будешь кружиться в танцах, из лунной чаши пить звёздный свет, по всем мирам, словно дух, скитаться, искать забвения в колдовстве. Твой брат-подменыш из смертной плоти - тебя заменит среди людей - в тоскливом холоде подворотен, где ночь длиннее, чем чёрный день. Он не из нас, он чужой по сути, так пусть вернётся в свой скучный быт - нам дела нет до его судьбы, он будет нами легко забыт, а образ станет далёк и смутен. Но я не слушал их злые речи: зачем мне песни и колдовство, зачем в унынии тратить вечность вдали от мира, прокляв его?! Пусть "мой" народ проливает слёзы и копит жгучий, холодный яд, а у меня есть _моя_ семья. Я возвращаюсь сегодня поздно, в карманах - пара зелёных яблок для гордой, смертной моей сестры. За сон спокойный братишки я бы к Самайну все потушил костры. Пусть будет сон их глубок и сладок, и чары им не разрушат жизнь - я зажигаю у окон ладан, я прогоняю прочь миражи. Но это глупо и бесполезно - я сам притягиваю беду: дымится рядом со мной железо и вьётся чей-то недобрый дух, и холод, холод со мною рядом и чьи-то странные голоса. Когда жизнь станет подобна аду - я буду в этом виновен сам. Я знаю - должен уйти скорее и за собою стереть пути. Но кто сестрёнку тогда согреет И брата кто тогда защитит?
В каждой сказке, по всем показателям, Должен быть Герой и Злодей. Так ответь же, мой добрый писатель, Кем я буду в сказке твоей? Что ты дашь мне - палящее солнце, и песчаные дюны пустынь? Холст, каморку с чердачным оконцем, И зимы белоснежную стынь? Или может - попутный ветер, Дым табачный и острый нож? - Дай мне то, что на целом свете, Не отыщешь и не найдешь. читать дальшеДай мне друга - вернее прочих, Дай любимую - краше всех. Дай мне самые длинные ночи, Подари самый искренний смех. Дай мне ангела - не из крылатых, - Пусть мой ангел будет живым. Чтобы вместе, сквозь все круги Ада, Не страшась, проходили с ним. И пусть Фатум, армейским берцем, Бьет в мою, слишком тонкую, дверь. Дай мне - самое храброе сердце, В кровь - кипящую ярость зверей. Мой дракон - не реликтовый ящер, Бутафорский не нужен меч. И пусть мой недоверчивый пращур, Не готовит в напутствие речь. Пилигрим, злодей или рыцарь, Кем бы я и когда не бывал, Пусть же в сказке моей свершится, Безупречно счастливый финал.
///
Я стою в полутьме осенней, В клетке из рукотворных скал. Говорю со своим отражением, На поверхности пыльных зеркал. Мой писатель снимает маску, Улыбаясь сквозь сизый туман, Говорит: настоящая сказка, Та, которую, ты сочинил сам.
Это, верно, не лучший мир, но и я посчастливей многих: у меня нет стрелы. Есть желание стать стрелой.
Страхи, сомнения, планы... куда их? В огонь, в огонь, первый снег выпадет – сам заметет кострище. Это, конечно, прекрасно, что ты все решил с собой – вон какое в итоге красивое пепелище, только и я ведь причастна: упорно мосты сводила, воду с привкусом чая по чашечкам разливала: кипятка не хватало, заварки бывало мало, но вот замен таким чаепитиям не находилось. Так ли странно теперь, что я первой из нас устала?