Выдадут разменными монетами жизнь.
Хочешь - сразу спускай,
Хочешь - за каждую крепко держись.
Что станешь делать с ними?
Подашь убогому или отдашь тому,
Кто идёт своею дорогою к дальнему руднику
И уверяет, что там золотые россыпи?
Или поднимешь ставки,
Если на руках козыри?
Или бросишь в фонтан на площади,
Чтоб вернуться?
Одна за одной ведь всё равно
Рассыпятся, разбегутся.
Может сохранишь, сожмёшь в кулаке,
Вернёшь потом,
Сделаешь залогом новой жизни удачи?
Только что, если в этот раз
Автомат вселенной не выдаст сдачи?

Бывают ночи.... Ну что там ночи, сойдет предутренний мерзлый срок, когда усталость упорство точит, скользя угрями по-между строк прочтенной книги, шурша листами. Флер мрака легок и невесом.
Кто был бумагой, но скоро станет еще одним, кто придет в твой сон?

Таких как ты — беспокойный морок грозит однажды пожрать до дна. Немых предчувствий незримый ворох войдет в твой дом, пока ты одна, и не обманешь, и не изгонишь, как зимний мусор, ко всем чертям. Что мнилось раньше себе бездомным, потом войдет в тебя — по частям.

Проснешься в час молодой да ранний, и будешь, мучаясь, вспоминать, как зажимала сквозную рану и отчего вся твоя спина в поту холодном, как стылый иней, и кровь набатом стучит в висках, ладонь по сетке неявных линий полна безумия и песка. Кого успела спасти от боли, сквозь сон, как пони по кругу мчась? И отчего на кровавом поле твоя осталась живая часть...

Что может быть, а чего не может — тебе причинность не есть закон. Там кто-то плачет во тьме в прихожей, и этот кто-то тебе знаком. И хочешь сжалиться над страдальцем, сквозь груз довлеющей тишины. Тянись, попробуй. Но встретят пальцы сквознячный холод и гладь стены.
Мрак приглашает тебя на танец. Приходят сны.

Ты перестанешь бояться быстро, убитой раз или даже пол-.
Когда шальной неприцельный выстрел не сможет в твердый впечатать пол, когда научишься подниматься, хоть кругом кружится голова. Когда в любую из ближних раций харкнешь кровавым «Пока жива». И в круге, залитом алым глянцем, среди безумной пустой пальбы — ты перестанешь тогда бояться, когда поймешь, что должна здесь быть. Хотя, казалось бы, не по чину — не доросла до великих дел. Но всему в мире своя причина. Закон причинности — не предел.

Проснешься в час полуночной грезы — ища пробоины старых ран. Тогда научишься быть серьезной, когда вчитаешься в прейскурант — почем, когда посреди дороги, вдруг след назад в пять секунд простыл. Та сторона ожидает многих. Тебя, и прочих таких как ты.
Миров бесчисленна вереница — иди. Живи. Выбирай любой. Но вновь, сойдя со своей страницы ты отправляешься на убой, в тот мир, холодный и тугоплавкий. И нет бы петь в заливных лугах...
Но лишь тогда справедлива ставка, когда ты ставишь не наугад.
Но если там в тебя кто-то верит, хотя к сраженью не обязал...

Та сторона открывает двери.
Тебе лишь нужно закрыть глаза.

Все шрамы на шкуре времени мы можем назвать своими,
Все красные нити судеб – удавки на тонком горле.
Я даже не знаю истинное, твое потайное имя –
Какие еще вопросы про в радости или в горе.

Расскажешь мне, как мы выжили, века протянули как-то,
Заполненные по горлышко ненужными и не теми
Людьми. Я тебя предчувствую, я вижу тебя по картам,
Когда отступают страшные, живущие в сердце тени.

Молчать, только ближе к вечеру запятнанными бинтами
Искусанные ладони затягивать неумело.

Молиться не о спасении – живыми (ты знал) не станем,
Но пусть бы в тебе
хоть что-нибудь
согрелось
и не болело.

фандом: Исторические события

описание: Март 1920 года. Палута Бадунова, одна из лидеров БПСР, уезжает из Минска в Смоленск, чтобы продолжать борьбу за независимость родины. Переправа через Березину пройдена, Палута оглядывается и обращается ко всему тому, что оставила позади.

Здравствуй, свобода, я… как я тебя ждала.
Ржавую вырвать цепь, выплюнуть старый кляп.
На рубежах твоих я догорю дотла,
в воздухе засвистит новой войны петля.

Кровью своей омыть холод твоих колен.
Вышивка красных букв, белый, что снег, абрус,
мартовская вода – мой приграничный плен.
Не хорони меня. Я за тобой вернусь.

читать дальшеЯ привезу тебе лёд равнодушных глаз,
веру моих речей, крест на моей груди.
Мы за тебя стоим, будто в последний раз,
только тебе всех нас миловать и судить.

Я за тобой вернусь, я припаду к земле,
в ноги твои уткнусь - сделала, что смогла.
Стелется на снегу алой цепочкой след,
за рубежи твои я догорю дотла.

Здравствуй, свобода, я… я за твоей спиной,
новый клинок войны щит пополам рассёк -
я отведу удар. Скоро придут за мной…
Дай мне передохнуть. Это еще не всё.

Это еще не всё. Я у твоих колен,
я за тебя в огонь, я за тобой ко дну.
За рубежи твои будет душа болеть.
Господи, дай мне сил… и сохрани страну.

Не то, чтобы вдохновлён, но проявил инициативу наконец в своём кривом писательстве благодаря этому произведению.

Духи, храните меня от любви,
Той одиночной и вечно упрямой,
Духи, храните меня от любви,
Мрачно бессонной и пагубно пьяной.
Духи, укройте меня от бед
В тень от берёзы усталой и спину
Я поломаю в поклонах в ответ,
Духи. мою сберегите Силу.
Духи, позвольте мне молча поспать,
И не носиться от края к краю,
Духи не будут мне обещать,
Да или нет - то я точно знаю.

Духи, верните талант мне в губы...
Духи, верните талант мне в губы,
Манию строк, хамоватый почерк,
Духи, я вам благодарен буду!
Делом - не только в словах и строчках!
Духи, храните меня от мыслей,
Тех, что, шатаясь в башке без конца,
Морде моей удручённо-кислой
Вновь возвращают улыбку глупца.
Духи, я просто хочу спокойно
Жить и не думать, о том, что вон там
Недосягаемых рук и больно
Тянутся пальцы к моим рукам!
Духи, спасите меня от дрожи,
Скромной улыбки и жарких "ты мой".
Если меня приковать, то, может,
Я заточения познаю покой?
Духи, верните моё упрямство!
Зоркий мой глаз и столь острый мой клык,
И не смущение, а нахальство.
И не скулёж, а бесстрашный рык.
Духи, ослаб под гнётом стенаний!
Страстной мольбы, безысходности мук.
Духи, я вам принесу в покаяние
Мяса быков, овощей и бамбук.

Духи... храните меня от любви,
Как бы теперь не стучалось грозно,
Духи, храните меня от любви.
Впрочем... простите. Не нужно.
Поздно.

Черновик.

Этот город построен моею рукой на листах из блокнота,
Я писал и вымарывал, строил и снова ломал.
Рисовал между строчек – вот острая тень поворота,
И хореем ступеньки сбегают в зеленый канал.

Между «небо вливается», кляксой чернильной и трижды зачеркнутым «снова…»
Ряд окошек и ставен, и лист так туманен и бел, -
Дом с балконом и шпиль колокольни, и тайна забытого слова,
Что я вычеркнул в прошлом, и вспомнить теперь не сумел.

Когда душа моя воспрянет под пяткой злобного тирана
И нанесет укол смертельный, незаживающий нарыв,
Никто его и не заметит, лишь сморщится в пустой досаде
И будет злостью наливаться день ото дня, день ото дня.
Тиран начнет крушить устои, и головы сносить на плахе,
И медленно страдать от боли, не распознав ее причин.
Так и сгниет, не понимая, откуда это начиналось.
Один укол, слепая рана. Восставший безымянный раб…
11-12072014

Вбивая кровавые гвозди в хрустальные крышки гробов,
Дробя пересохшие кости бездушно железных богов,
Вздымаются красные горы, собою поправ небеса,
И сходит в чужие просторы легендою Федман Кассад.

Один из семи обреченных, упавших в Долину Гробниц,
Искусством войны нареченный, сдувающий порох с десниц.
Он шел за единственной целью посадочным ветром глиссад,
А ветер песчаной метелью чертил его имя: «Кассад»…

А он не остался на ветках Железного Древа души,
Храня в своем сердце Монету, он тем же остался, кем жил.
Пусть алым алеют глазницы, и движется время назад,
Но в этой хрустальной гробнице теперь похоронен Кассад…

10-11.07.14

По мотивам: Дэн Симмонс "Гиперион"

Карлсон живёт на крыше, мой этаж — только третий.
Карлсон летит по небу, я по земле в маршрутке.
Всё бы неплохо, только я вот какие сутки
Хоть ненароком, как-то, очень мечтаю встретить
«Карлсона, что на крыше,
А на спине — моторчик».
Хочется прям до дрожи, что тут уже, не скрою.
Всё бы прекрасно, только Карлсон, видать, со мною
Хоть ненароком, право, встретиться — эх! — не хочет.
Карлсон летит по небу с круглой своею тенью.
Кажется, я моторчик даже отсюда слышу.
Он долетит до дома, я постучусь на крышу:
«Карлсон, а можно в гости? Я принесла варенье!»

Разуваясь в прихожей, не спотыкайся о фобии,
Пока я на кухне лью тебе чай с полынным листом.
Глупенький мальчик, обещай мне не делать копий
И вырасти атеистом.
(c) Helga Cherry