Нет, мы совсем не разные. Что ты! Наоборот. Рвется душа на фразы - ладонь зажимает рот. Разные? Нет - похожи, отсюда и тридцать три, где одиночество стало кожей, выжженной изнутри. Страшно? Еще как - страшно. Каинова печать. Скоро придет, знаешь, наша пора молчать. Скоро скупая старость воском зальет гортань. Бери, что еще осталось. Что сможешь забрать - забирай. Беги от всего что может тебя заковать в тиски. Пей, бей наотмашь по роже ...и вой от глухой тоски. Жди, что придет верный, умный и сильный, но! Помни, надежда убила веру, любовь умерла давно. Время бесстрашно всмотреться в бездну - Бездну Голодных Глаз - чтобы увидеть во тьме безбрежной, как Бездна смотрит на нас.
...Тешит свое бессилие выросший инфантил, ждет, что придет сильный - выслушает, простит.
Любовь - как воздух, мы ею дышим и ею творим, на ней же стоит Земля и крепятся Небосводы - любой из нас дышит, и все становится им, когда мы выдыхаем пламя Любви и Свободы.
Солнца хватит на всех - повторяй за мной, каждый ведь живет словно за спиной, каждый ведь сидит в своем дупле, не представляя жизнь без стен и крутого пике..
Солнца хватит на всех - и Ветра поют, улыбайся больше, даже если бьют, даже если смотрят косо вскользь - начинай с себя, а там посмотрим в чем вопрос.
Каждому дано, но не каждый в том видит свой удел или закон, каждый может видеть яркий солнечный свет - только многие твердят, что его здесь нет.
Ты бы встал пораньше, да вышел бы в поля - послушай там, как поет Земля, как поют птицы, как под ветром гнется ковыль - и попробуй скажи мне, что это иллюзии пир..
Только выйти на улицу без машин, И ослепнуть на миг от лучей заката: И в открытую дверцу твоей души Вдруг врывается яркая лемниската Из людей, теней и цветного солнца. …Этот город как будто бы сам из сна: Наполняет, летит, бередит, смеется. В нем, наверное, навсегда весна. Навсегда и это хмельное чувство: Можно просто выглянуть из окна, И тебе вдруг станет до боли грустно, Что Малая Родина твоя холодна, И что там почти ежедневно ливень. И хоть там и красиво, но так промозгло. И что там во дворе распивают пиво И грохочет клубняк каждый день по мозгу. И что нет там цветного ветра и шума моря, А за день не отдашь парочки веков. Здесь же можно на них так легко поспорить, Город схватит – ухмылка – и был таков.
…Местным здорово: для них это только быт. Ты сидишь, тихо смотришь, почти ревешь, И завидуешь: если б было только, если бы… А потом вспоминаешь резко, Что Здесь Живешь.
они говорят: "я тебя вынесу. я точно тебя спасу. ты научишься в мире жить, как в лесу. ты научишься улыбаться, голову поднимать. я не дам никому тебя снова сломать".
они говорят: "я всегда с тобой буду рядом. я тебя, как другие, не брошу. ты научишься смеяться взглядом. ты научишься отпускать прошлое".
они говорят: "боже, ты же такая хорошая. я никому не позволю тебя отнять". они говорят. а мне тошно. тошно каждый раз кого-то терять.
каждый раз кто-то выйдет первым, кто-то сдастся и сложит руки. нараспашку оголить нервы - нет глупее и проще науки.
и в тот момент, когда ты от боли воешь, когда правда нужно не коснуться дна, когда то, что ломает, уже не скроешь, в этот миг ты всегда остаешься одна.
Глупый, пойми, люди всегда взрослеют, и отрицать это нет причин. Люди болеют, бледнеют и холодеют, и помирают, бывает что, без морщин. В детстве остаться - глупости и капризы, скоро ты вырастешь и поймешь. Хватит цепляться за детство и за карнизы, детство прошло, и его уже не вернешь.
Глупый, куда ты бежишь, постой! Венди давно уж замужем и с детьми. Вот твой диплом, вот машина и дом пустой. Делай что хочешь, только не по любви. Мальчик мой, что же ты, не грусти. Скоро пройдет, взрослый ты мой дружок. Детство свое пора бы уж отпустить. В двадцать играться - как-то нехорошо.
Питер, может, я был не прав? Ты был мальчишкой, хоть в десять, хоть в девяносто. Помнишь, играли с тобой в врага? Я был пиратом, а ты был худым подростком. Питер, возьми меня поиграть. Давай полетаем с тобой в ночи! Людям случается умирать. Даже, бывает что, без морщин...
А я бы был большим дворовым псом; Здоровым и мосластым, и косматым. Я жил бы не в лесу, не под мостом, А во дворе давно забытой хаты. Снега бы в ней давно проели плешь, Ветра её забор перекосили; И приходили б дети: - Кутя, ешь! Бери, не бойся! Набирайся силы! - Кормили бы меня, чем Бог пошлет Из грязных, страх не знающих ладошек; Я б бегал с ними в мяч и в квач, вразлет Расправив уши-крылья. Пил бы дождик, А мылся в пыли, свете и реке. Гулял бы днём по городу большому. А вечерами слушал "Бре-ке-ке" Над берегом, спеша от света - к дому. Я знал бы подворотни все, дворы Читал как книгу, слушал как сонату!.. И, повинуясь правилам игры Я человека встретил бы когда-то. Чужой для шумных суетливых стай, Любитель, как и я, прогулок долгих, Он бы со мной делил огрызки тайн, Со мной бы верил в силу чувства долга. И хлеб надгрызенный с его колен Мне пах бы табаком, теплом и домом. Он презирал бы цепи, - всякий плен, Любил бы в парке задремать над томом... Он не давал бы никаких имен И обещаний, никаких посулов. И так прошло бы лето. И, как сон, За летом осень бы в листве уснула. Однажды я бы просто не пришёл На наше место встречи. Он бы понял. Искать бы стал средь мусорок и зол, Но не нашел. Мой след простыл бы в вони Пустынных улиц, битых фонарей... А я бы тенью шёл за ним по следу, Вилял хвостом и думал: "Не жалей. Настанет срок - продолжим мы беседу".
Не в том беда, что авторов несет, а в том беда, куда их всех заносит.
Сегодня ночь будет длинной - не прячься и не беги: к тебе, предо мной повинным, пришла собирать долги за полные фальши речи, за ночи мои без сна. Чтоб было тебе - не легче, расплатишься ты сполна и где бы ни был с другими, тебе не забыть меня - едва моё вспомнишь имя, захлопнется западня, и воздух вдруг станет горек - как сможешь таким дышать? Со вкусом полыни горе накроет тебя, как шарф, со вкусом полыни пища тебе обожжет гортань. Кого ты теперь отыщешь, раз я для тебя - не та? Мой образ змеёй гремучей отравит ночной покой - ты сам же себя измучишь, раз мы с тобой далеко. Тоска с каждым днем болезнью тебя изгрызет сильней. Огонь и вода, железо не будут помехой мне. Тебе не найти спасенья, обиды не отплатив - я злобным своим весельем испорчу тебе пути: блуждать тебе в одиночку, желая найти меня, и самой холодной ночью сгорая как от огня, шептать моё имя глухо, до боли ладони сжав. Страдать тебе телом, духом, пока моя боль свежа. Приди же ко мне, покорный, склонись к моему плечу.
У слов моих горьки корни - Пусть будет, как я хочу.
А ночь на крыши - безликой тенью, скатилась наземь и по дворам. Часы за полночь толкнули стрелки, считают солнце по фонарям. Дежурный врач омывает руки, в мечтах - лишь ужин, да на постель, Забыть, как ужас, когда "уходят", прощаясь больше шести недель. Колес фортуны, точней покрышек в больничных стенах - на всех по сто. А под халатом: палач и пастырь, и что-то бьется в груди пустой.
За двери - прочь, в паутину улиц, безлюдных, спящих, укрытых тьмой. Пешком сегодня - вполне прилично, ведь дождь не хнычет. Идет домой. В усталых мыслях запутан разум, и он не видит, как чья-то тень За ним стремится, учуяв деньги, как чует пуля свою мишень. На дозу хватит: блестящий крестик, часы, мобильник и кошелек. Дежурный врач обернулся поздно, и нож вцепился куда-то в бок.
Рассвет краснеет, и кто-то крикнул. Раздался громкий дуэт сирен. Красавец в белом - работник скорой, находит пульс в переплёте вен. - Он жив! - чуть слышно, затем поспешно он смотрит рану, тревожный взгляд. - Всю ночь лежал здесь. Носилки, живо! Его порезал какой-то гад... Дежурный врач говорить не в силах, лишь ждет, когда разрешат уснуть, Но вот шаги пошатнули воздух, и кто-то шепчет: - Дай, я взгляну!
читать дальшеИ вот он здесь, в полицейской форме, с глазами темными, точно мрак. От слов его замирает сердце: - Спешить не стоит, мой светлый враг. Учись делиться. Ему же в пору - моей дорогой душевных клякс. В ответ он слышит: - Твоя дорога, быть может, в пору, но не сейчас. - Да ну? - смеется. - А как же взятки, в столе - бутылка, кажись, коньяк. Почти живет у палат богатых, но мимо тех, кто с клеймом "бедняк".
Дежурный врач понимает - точка. Он видит лица своих больных. Обычно - к черту людей попроще, без денег нужно ли быть живым? Красавец в белом молчит, что, впрочем, врачу понятно: не будет слов. А темный щурится, ждет, смеётся и хрипло шепчет: - Твой Бог суров! Но Светлый вдруг улыбнулся: - Что же, тогда напомню тебе о том, Что он до ночи спасал ребенка и был ограблен его отцом... - - - - Дежурный врач провалился в бездну, забылся странным, тревожным сном. Уходит Темный, сказав: "Как хочешь", а Светлый тут же укрыл крылом.
Можно счесть это горьким опытом, можно правдой, в которой жизнь. Мне казалось, не все еще пропито, впереди еще миражи, и напиться допьяна истиной - не такой уж большой предлог. Я зависима. Я зависима. Я готова упасть у ног. Этот мальчик - большой пинок. Я наивна - но дело временно, разучиться верить в хорошее - это сложно, (не все потеряно), позади что - пусть будет прошлое. Пусть душа моя поизношена, каблуками судьбы растрачена, я смогу пойти. Я хорошая. Правда, это что-нибудь значит? (пусть другая с тобой не плачет. я не вынесу все иначе).
Эта девочка мило-нежная, не такая, как я, с обидой, и любовь у вас - неизбежная, она это скажет всем видом. Я про вас напишу, рассказчиком, мол, была такая история - жили-были девочка с мальчиком, а потом пришел третий - и горе. Пел, мол, мальчик тот и играл мелодии, и гитару женщиной называл своей. И, казалось, чудесен, вроде, с ним не страшно ни гроз, ни морей, он ведь выглядел... всех сильней. Он ведь выглядел почти опорой, святым, бесстрашным. Впрочем, все это спорно. (никогда про него не спрашивай)
Был он первым. Таким случайным. Что тошнит от мысли одной - неужели хотела отчаянно я пойти за ним, как домой? Неужели все то доверие, что потеряно, было зря? Не уверена. Нет, уверена. Нам границу переступать нельзя. Так и жили бы. Как друзья. Так и жили бы - без трагедии, без драм, без подобной ереси и надломленных душ. Никогда бы не поняли, что не стоит нам и пытаться стать как жена и муж. Никогда б не поняли, что нельзя трогать тех, кто в паре, кто кому-то уже попытался себя отдать. Этот выбор был фатален. (не давай мне о нем вспоминать)
Это можно считать победою, эй, Всевышний, я выношу урок. Что не стоит идти с кем-то следом, как бродячий забитый щенок. Что не стоит верить в чудо, когда ты - не властитель чудес. Был бы яд - он заменит рассудок. Был бы бог - так найдется и бес. Так найдется, чем душу жечь, чем себя вновь пытаться склеить. Чувства - самый кровавый меч.
"Это известный волшебник с Востока. Он уже имел дело с двумя башнями."(с)
ночь бесконечна серая, как мышь плетет узор и жалуется тихо в подвале - крысы а в окне - грачи по лужам дождь бьет еле слышно свежее воздух там где никого никто не выберет то время для прогулок по улице идти легко как нож пронзает плоть и обращает жизнь в ничто вон тесный закоулок вином залейся до последней капли сиди в тени пока другие суд вершат смеется ночь ведь твой бокал отравлен любовь и боль и злоба в нем кишат читать дальшепотом не будет будет пусто, пепел жизнь смазана как краски на холсте усни быть может утро все изменит быть может ото сна очнешься ты дождь проливной тебе теперь не страшен осенний холод не пугает как и боль и рвется жизнь летят осколки страха кровь на руках твоих постой! вернись вернись на место расставанья вернись куда-нибудь не уходи во мрак ты не даешь пустые обещанья и жутко холоден твой взгляд пустая жизнь в пустой немой столице под пустым небом будто бы без звезд и все, что было стерто со страницы великой книги по истории ветров. мой ветер, ты моя история и память с тобой погибну я, когда придет черед разрушен вихрем наш хрустальный замок теперь на его месте сталь да мудрость всех веков. песчаной бури этой отголоски увидишь ты в заснеженных холмах бывает так, что в тексте - сноски хранят в себе весь смысл цитат за ворот льется дождь дыханье сбито лежит теперь на камнях мостовой пока не придет день уже забыто все то, что раньше было мной как снег с небес кружит перед глазами пепел под стенами полуразрушенных домов свернулись сумерки с рассветом уйти придется мне закрыть дверь на засов на грязных улицах мне вера не поможет любовь, надежда не смотри назад ни шагу в сторону ни вздоха, ни проклятья я не пойду сейчас ни в рай, ни в ад я буду жить пусть меня гложет память и выест душу точно до костей пусть жизнь моя мне станет наказанием я буду помнить память - всех ценней рассвет над городом попрятались все тени куда идти неважно и зачем? раскаянье мой выбор не изменит спасенье в правде правота - в безумстве дней спустись ко мне тебе там плохо видно что тут творится я на самом дне грязь не стереть не выветрить, не скрыться прохода нет рисую дверь в стене за нею коридор дверей и шторы вьются закрыть глаза вдохнуть последнее тепло и выдохнуть морозный горький воздух узорами бегущий по стеклу есть слабая надежда я забуду забуду все как сон тебя - как песню дней разрушу до конца себя и я не буду даже пытаться вырваться так утонуть верней ты приходи неслышно, незаметно ты понемногу забирай меня как я всех тех кто мне не дал ответа и так уходит мой песок в часах меня теперь не остановят стены меня не остановят языки пройду как тень и растворюсь, как пена я в лабиринте улиц у реки не пережить но не сломаться отрешиться я буду дальше падать до конца все глубже под водой так сладко спится жить под водою можно не дыша
если бы только можно было все вернуть назад но дождь стучит по стенам плотных врат
Ты - турист; что ты знаешь про наш вероломный залив И про тьму за фасадом беспечной рождественской сказки? Это мы не смыкали до света встревоженных глаз, и Это мы провожали в туман навсегда корабли.
Ты готов улетать к океану и пальмам с утра, Но тебе не покажет умытый взъерошенный город Тот неслышный осенний тягучий безумия морок, Что таится в укромных аллеях и старых дворах.
Ты, увы, не застанешь недели бесцветных штормов, Когда серыми станут деревья, фасады и лица, Не услышишь, как в небе свинцовом беснуются птицы, Не увидишь, как гаснут цветные орнаменты снов.
Чрез год ты проснешься от страха в ночи декабря Под дождем отголосков зловещего детского смеха И поймешь, что отсюда нельзя просто взять и уехать, И что город болотной травой прорастает в тебя.
Аэродром был выжжен в крайнем бою за город. В воздухе пахло гарью - нечем почти дышать. Ветер качал таблички: "мины", "стоять!", "не трогать". Ветру законы было радостно нарушать.
Пыль. Пустота. И пепел. Все, что теперь осталось. Только три цвета: черный, серый и... голубой. Эта война в наследство нам от отцов досталось. И - невозможно синее небо над головой.
Аэродром был выжжен. Но - посмотри скорее! Здесь, сквозь бетон и угли тянутся травы ввысь... Прошлое стало прошлым. Угли дотла сгорели. Только - дыши. Не сдайся. Даже в огне - держись.
Дорогой Джон, я знаю, ты мне простишь эту высь и эту тикающую тишь. За секундным лучом тянется красный след. Солнца почти что нет. Дорогой Джон, небо - шляпа с ярким пером, надетая набок, когда день идёт на излом. День здесь ломается о крыш острые кромки. День уходит не громко и быстро. Там, в своей далёкой дали, через две улицы и четыре калитки ты включаешь в розетку электрический чайник. Роняешь чашку случайно. На моей высоте труба поёт, как свирель, у самого края пёстрый сидит скворец, и я представляю, что я - Томас-Рифмач, что бы это ни значило. В осколки твоей чашки стекает закат, руки твои тонки и слегка дрожат, и меня на моей высоте бьёт мелкая дрожь, мурашки бегут по коже, подставленной ветру во всей её наготе. Дорогой Джон, я царапаю на листе в клетку твоё имя и пускаю на ветер. Самолётик летит не верно, но всё же летит, и, может, упадёт к тебе на крыльцо. Я, закрыв глаза, вспоминаю твоё лицо и семь слов, оставленных под героином на чужой стене. Где-то на самом дне городской чаши сумерки собираются гущей, и город кажется чуть красивей и лучше. Ты садишься у монитора и смотришь сонно на мир, воплощённый в слово. Скворец вдруг вспоминает, что он - певчая птица, а я считаю до десяти, голова кружится, и я ныряю в сумерки, в тёплый сиреневый омут. Разрешаю меня не помнить.
Сонное Солнце заглянет в окно, Беглым взглядом скользнув по измятым листам – Волшебник на них ездит в чёрном авто (Видно, поздняя дань современным мечтам). Улыбнувшись, Светило тебя разбудить Попытается нежным касаньем луча, Ведь, спустя пять минут, снова будет звонить Синий будильник времен "Ильича". Ты отключишь часы, не желая вставать, И поленишься также зашторить окно. Солнце сядет на пол, станет тихо читать О маге, которому слишком темно. Солнце против теней: что в лесу, что в душе – Веками сражает коварную тьму. На измятых листах многолетним клише: "Даже лучшему воину не жить одному". Солнце мягко скользнет по чужим волосам, Улыбнется лукаво, храня свой секрет. Впрочем, этот секрет ты давно знаешь сам: Солнце видело ту, которой здесь нет.
Я ничего от тебя не хочу, незачем так вот – струной, навытяжку, Незачем застывать и дёргаться от прикосновения к плечу, Видеть и чувствовать поначалу надо немного, а там - как выдержишь. Наши кошмары – не по ночам. Прочему – научу.
* Боль не страшна, улыбайся боли, было уже больней. Видишь, как страх от твоей улыбки ярок в чужих глазах? Стоит бояться лишь промедления, слышишь? Доверься мне, Можешь зажмуриться, что нам зрение… страх узнавай на запах, Страх узнавай по ритму движений и по следам теней, Страх узнавай по звуку дыхания и – управляй страхом.
* Вспомни: мучительнее всего – сколы, тоска и стены, Рвущийся в горле не крик, а хрип… сдерживай и его, Не упускай над собой контроль, чувствуй движенье в венах, Каждый внештатный импульс должен быть разрешен тобой.
* Жадные до чужого тепла, вставшие у порога, Мы не чувствуем зла лучей, если ярится Сол, Ни лихорадки, сжигающей тело, ни от огня ожогов. Осознаём – потому что у жара множество голосов… Слушай их, но не пускай в мысли, много – чрезмерно много. Разум – зеркало, чувства – эхо, всё, что вокруг – сон.
* Хрупко стекло, хоть за ним – металл, слой его слишком тонок, Так что запомни: в кольце холмов в озере спит вода. Чьи-то огни отразятся в нас, в чёрной тиши затонов, Но под поверхностью спят всегда холод и пустота.