Не слишком сложно так низко пасть. Рука тяжёлая на плече, как наказание - поцелуй.
Конечно, это совсем не страсть, никто не понял вообще, зачем, я вся размазана по стеклу.
Я вся искрошена в порошок, хожу Русалочкой по ножам, но я не сдамся, ядрёна мать!..

Всё обязательно хорошо однажды будет, я всё отдам, чтоб только дальше вот так играть,
готовить курицу на обед, и позволять за себя платить, и быть соломинкой на хребте.
Не говорить больше о тебе, сказать былому: "Давай, лети!", общаться с братьями во Христе.

От страха щёки должны бледнеть, мои же вечно теперь алы, но это, право, такая муть.
Я отвечаю, конечно, нет, я не хожу на твои балы, я беззаветно верна ему.
А он читает мои стихи, но не считает меня творцом, хотя и дарит своё "it's cool".

Мои слова, как всегда, тихи, пускай на палец скользнёт кольцо, в хрустящем свитке черкнут строку.
Вдали маячит казённый дом. Я глупый грешник - сижу в аду, колючки выставив, будто ёж.
Ты не узнаешь уже о том, кого звала я, мечась в бреду, но ты, конечно, и так поймёшь.

Вокруг нас валит дурацкий снег, мы все изранены до кости, мы молча курим и смотрим вверх,
а время вновь замедляет бег, чтоб в душу память легко впустить (ей тесно, знаешь ли, в голове).
Мне, без сомнения, хватит сил, а он довольно приятный тип, а ты всего только мой палач.

Не забывай, кто тебя любил и от кого довелось уйти. Прошу, пожалуйста, меньше плачь.