Не тревожьтесь напрасно. Льду подобно сердце мое. Как растаяло, так навсегда и застынет. Только образ любимой останется там в глубине И расколется тоже на тысячу мелких осколков. 03.07.2008.
Силится летний ливень Ночи перечеркнуть, Струи бросая криво Мокрым домам на грудь. Грозы - симптом июля, В окнах звенит стекло, Молнии загогулиной Туче скулу свело... И тишина усталая Шинами дребезжит, Брезжит рассвет за ставнями, Буднями сон размыт. Скоро наступит утро Грохотом золотарей, Выклевывает минуты Будущего воробей. Там уже пышет солнце, Там деловит народ, И за йоркширом гонится Старый соседский кот. Лето на середине, Город застыл в отпусках, И только надежда стынет В дрожащих моих руках. 03.07.2008.
"Не говори мне sorry, душа моя, Я по-ангельски не говорю"(с)
Между «жили да были» и между «ходили на…». Между стильным началом и сказкой с невзрачным концом Я купил себе быструю Смерть за глоток вина. У нее были мамины руки и даже лицо.
Только Смерти я дал бы семнадцать неполных лет. Нам бы встретиться с ней за десяток столетий до Тьмы. Я бы вывел себе на запястье багровый след, Я носил бы ее на руках, но промолвил лишь: «Мы
Между Миром и Светом, что греет чужой пожар. Жаль, что мы не сгорели как птицы секунду назад» Смерть ответила мне: «Ты же знаешь, мне тоже жаль» Сожалея, она забрала меня в собственный Ад.
Если когда-нибудь я буду писать стихи, То уж конечно же только не о любви, Ведь о любви всего столько понаписали, Что повторяться нужно полным быть дураком. Лучше я напишу о банке с вишневым вареньем, В которой, полна экстаза, ложка стоит стоймя, Или, а это лучше, я напишу про Кремль, Который, и в этом сила, просто всегда стоит.
Я рифмую слова, Чтоб кончались на -”ва”, Я качаю права, На мораль мне плева... Не болит голова, Остальное не ва... Это все не брава... Вера в силы жива. Повернется Нева, Будут реку слива... Будет бойня крова... А следы не смыва... Зазвенит тетива, И завоет сова, И растает халва, И затухнет молва. Только я почива... В своей мягкой крова... Мне ведь все трын-трава, Да и ту посрыва...
— Как здоровье? — Все нормально. — Что нормально? — Хорошо. — Почему же ты печальна? — Нет, скорее мне смешно. — Что смешно? — Твоя забота, Ежедневные звонки... — Не звонить? — Звони, ну что ты... (Ноты голоса мягки). — Что же ты молчишь? — Не знаю. Ты сегодня не такой. — Не такой? — Я так считаю. (Трубка греется щекой). — Я хочу сказать... — Не надо, Ничего не говори. — Ты звонку хотя бы рада? — Да... Гудки. Один... Два... Три...
Что тебе рассказать про мою печаль? Ее цвет меняется с цветом дня. Станет слаще вкусом тебе миндаль, Вот настолько горька печаль моя. Что тебе рассказать про мою беду? Я готовился к ней столько, сколько мог, А теперь живу - не живу в бреду, И чернее черного стал мой слог. Что тебе рассказать про мою тоску? Я ее и сам пока не распознал, Подхватил на взлете, на полскаку, С непосильной ношей на землю пал. Что тебе рассказать про мою любовь? Про нее все сказано много раз, И замки холодные не готовь, Все равно сломаю. Но не сейчас. Что тебе еще я могу сказать? Я теперь не знаю, зачем живу, Остается верить, что нужно ждать, Что еще мы встретимся наяву. 03.07.2008.
В горле вертится слово. Я - скоро не выдержу. Надо греться. Хотя бы о то, что приходится. Выйти вон из себя - из души своей - выбежать. Обнажённой. Как правда. Которая колется Остриями надежд, паруса раздувающих Для полёта - до звёзд/до земли/до падения. Обними мою душу петельками варежек, Чтобы вынуть её из пучин понедельников, Так похожих на улицу [ту, что "Наличная"]. Я - как тонкое, нервное, слабое дерево.. Замыкаюсь на том [безуспешном], что "личное", И "кормлюсь" пятый день только псевдо-идеями. Замыкаюсь в себе. Замыкает проводково. Замыкается круг [переходами "заново"]. Все "простуды" не вылечить пеплом и водкою. Крикни браво: мы - лечим. [Я вешаю занавес].
Мой июль растерялся: рассыпался бисером ярким, Закатился за дом, в переулки, в бесшумность ночей. Он растерян: его естество, его ртутную жаркость Променяли на зимнюю скованность. С ней
Я училась дышать тем холодным, надломанным звуком, Что на выдохе тихо роняет тот, за моей спиной. Окольцована снегом, застыла, немеют руки, И один вопрос: я одна? или я с тобой?
Липко вяжет смола, терпким медом слепила губы, Буквы мухами тонут в ней, не успев слететь. Я надрывно молчу, воздух скован, мой воздух – грубый. Оставляет в гортани шрамы, превращая молчания золото в медь.
У меня под кожей нежность сплела узор, Расплескав из сердца вязкую ночь земли. У меня под кожей яд, он ползет из пор Незаметно, медленно. Сможешь? Не уходи.
Успокой меня – я покойница, но жива. Мои песни – зола для того, кто боится спать. Усыпи меня, семь ночей я тебя ждала, Поцелуй же веки, сегодня мне умирать.
Напиши пейзаж – сегодня так тихо болеет лес. Он скорбит по ушедшему лету, боится зимы. Он дрожит. Я – дрожу. Я сегодня без. Без тебя, без тепла, без якоря слова «мы».
Я застыла. Меня остужает твоя печаль. Мой костер затухает, устал гореть. Впрочем, вру. Я его тушила, когда ты меня встречал. Я намеренно заливала его водой, заставляла тлеть.
Тают сумерки. Кофе остыл. Курить. Запивать закатами в горле застывший ком. Мне еще никогда так отчаянно не хотелось жить. Но боюсь. Акварельные ласки свои учусь запирать замком.
О тебе: небо, холодно, слезы, январь, темно. Мне красиво, и так невозможно дышать ровней. Черный дым застилает глаза, а я верю в то, Что зима пришла к тебе, и я поглотилась ей.
Не согреть меня, не растопить – не лед, Это каменность страха чугунных тисков висит. Разорви замки, помоги мне чуть-чуть, пройдет. Я ведь знаю, что это можешь один лишь ты.
Мой июль растерялся, да сдох как-то невпопад, Не успев сказать, что он просто хотел помочь. А меня метель привела в мой любимый застывший ад, Я опять разучилась спать, полюбила ночь.
Приведи мои сны, они если придут – то с тобой одним. Обними, можешь даже опять молчать, я опять прощу. Мне бы только чувствовать, что с тобой. Просто помолчим, В этом вздохе – февраль, тихим шепотом – не пущу.
Я срываюсь, болею, грущу теплой дрожью, слепой водой. Святость белого, хрупкого крика – покажи, что в тебе живет? Что в тебе – моё, что во мне разбивается возгласом - ты со мной? Отдала свое сокровенное, всё с тобой, больше не уйдет.
Бесконечные строчки, охота на истину, что везде, Даже в пальцах моих застревает именем «где-то-здесь», Я смотрю кино в каждом утре, все кадры в нем – о тебе. Ты во мне. В каждой клеточке. Залпом. Весь.
В тот ранний час, когда влюбленные проходят к станции метро, А тополя стоят колоннами В пересечении ветров, Когда трамваи просыпаются И на бульварах будят птиц, А алкаши кривыми пальцами С бутылками играют блиц, Ты сладко спишь в своем неведомом, Пока будильник копит злость, И все же чувствуешь заведомо: Все между нами началось. 02.07.2008.
Эй, сын, послушай-ка сюда, ты, рыцарь недопоротый. Держать не буду, коли ты решил уйти из города. Я не хотел в семье бойцов растить ни в коем случае, Но раз судьба сложилась так, то слушай и заучивай. Я сам с собой порассуждал без лишней суетливости: Уж если в воины идти, то только - Справедливости. Борец за Свет - в трактирах гость желанный, привлекательный, Дадут каморку иль чулан, послушают внимательно, А разговоры о Пути и о Предназначении Идут прекрасно под форель горячего копчения. Смотри, деньгами не сори, вина не пей, орясина, Не то закончишь, как дубье из Ордена, что в Лясине. А ведь у них была деньга, покуда все не пропили! Я одному загнал Грааль, точнее - его копию. Потом он спился - и усе, могилка с краю кладбища. Да, храмы осквернять не смей, монастыри и капища. К драконам сразу же не лезь, наверняка не выживешь. Ну, ты ж, сынок, не идиот, хотя таким и выглядишь. Закажут упыря прибить - да слушай ты внимательно! - Ты за клинки из серебра спроси с работодателя. А коль принцессу вдруг спасешь, тебя начнут расспрашивать, Чем отплатить, тогда смотри: не забывай папашу-то! Ну все. Господь, благослови, раба твово Людовига. Вали, неблагородный сэр, на совершенье подвига!
Есть начало в каждой книге, Будь то сага иль роман, Есть события, интриги, Завершающий финал! В старых книгах, в старых книгах Оживает быль моя, В старых книгах, нераскрытых Как же счастлив был бы я..! Запыленных, не прочтенных И затертых средь других. В старых книгах, запрещенных, Но, по-прежнему, родных. В старых книгах, в старых книгах Букв заглавных вензеля, В край историй не забытых, Позовут с собой меня. Меж страниц рукой скользя, Постигая тайны слов, Я, на миг прикрыв глаза, Возвращаюсь в детство вновь. Запах книг меня пьянит, Край страницы с желтизной! И обложка сохранит, След дрожащих пальцев мой. В старых книгах, драгоценных, До рассвета я живу! Что поделать, если лето Нарушает тишину?
Вот поехала кругом смешная земля От катушек - осей - фиолетовым садом. Я допью тёплый кофе в пол-гаммы - до "ля", Мои сны побегут отовсюду и рядом; Покрывает колени, что сетками, град, Создавая до боли смешные колготки, И до них далеко фирмам "Манги" и "Прад", На ресницах - повисли жемчужные чётки Тех же льдинок, танцующих танго и рил, - - Окружают, сплетаясь в сирень и розарий. Я живу в странных сказках, как "Дьявол и Прим" - Сеньорита с большими цветными глазами.
Мы будем лежать - голова к голове, В зимней бурой листве. Это все в человеческом естестве И душа отражается в синеве И любовь стоит во главе. На короткий миг Отклонившись вбок. На коротнкий миг - Не на долгий срок. И холодных рук Ощущая дрожь Понимаю вдруг - Ты придешь, придешь. И под сердца стук, И под стук дождя Понимаю вдруг То, что знать нельзя. Понимаю вдруг, Что нельзя назад, И закончен круг. Дни летят, летят... А в жизни другой по тропе лесной Ты уже поспешил за мной, И верхном на коне ты спешишь ко мне, И листва распускается по весне И утоптанный торф звенит, как паркет, Ты придешь за мной через много лет.