все пиздато
всем пизда только самые жирные поблюют от запаха
заката, разворачивая рукава закатанные -
руки как всегда в крови не испачканы и доказательной базы нет,
чтобы подвести их под расстрел,
да и они уже в добровольной эмиграции с отправительной станции
шереметьево2 в европу бабушку, чтобы тратить украденное,
диктовать смердам приговоры смертные,
подсаживать марионеток на места президентов и глядеть на развитие событий.
я нытик,
я ною и злюсь потому что сил нет, меня проглатывают за один присест
вместе с тысячей пенсионеров и парой десятков бюджетников -
прими капитал нашу жертву - они долго мучались,
маринуясь годами без питания - вот плита НИИ ранее важного -
сейчас сдали под офис продавцам сотовых телефонов,
потому что жить хочется.
современное общество ебало всех в рот и ни чуть не скрываясь
открыто об этом заявляет депутат алина кабаева
или маша малиновская или гимнастка хоркина - свою работу выполняют добротно
а я кровью харкаю.
гении со времен хлебникова дохли от нищеты в харьковах
и других городах разваленной ныне империи
прошло сто лет, но развитие так и не объявилось
и я полагаясь на желудка милость смотрю как люди жрут силос,
и поражаюсь их терпению
в то время как в крушевелях народные избранники блядей ласкают на коленях.
все это бред так не может быть, но есть и указы господина медведева
если и избавляют от коррупции то очень медленно.
родственные связи бывают разные - но резать их свинячьи глотки я согласен
и было бы весело, если бы мы были в вестерне
и было бы весело, если бы мы не ссали все вместе
от страха за иллюзорное -
закон не может защитить меня, зато защитит смит энд вэссон.

я ебанутый как настроение отдельно взятых
я - яд в них и когда ты начнешь творить для себя не понятное,
знай это я проснулся внутри и открыв глаза цель ищу.
я ебанутый как общие нравы и правда моя по праву
но мне врут не мигая глядя прямо в глаза подливая в еду отраву
чтобы я был не таким агрессивным хотя я изменить все бессилен,
а остальные пассивны как стадо, но я ведь могу быть стимулом,
осталось свихнуться еще чуть-чуть.

от товарища маузера к атомной бомбе
осталось немного плоти, подобной людям,
просто счас время в валюте а сытые от переедания блюют
плодя очередных ублюдков, по образу и подобию схожих,
но пора просыпаться, всходить в небо рожью
и все подытожив перевернуть переговоров стол.
я мнение всех и никого в частности и мне нужен ствол.

Господи, ну чего же я такая дура и не лечусь?
Вроде как пепел от сигареты – рассыпалась и лечу
И сравнений не подберёшь, так чтобы... соразмерных
На любой запрос мозг выдаёт – could not connect to server
И душа ему в такт зашепчет совсем уж матерно -
Ну и где теперь ваша духовность, мать её?
Когда хочется сесть и завыть, кажется, без причины
Да мало ли, осень, дождь, ПМСы и прочая чертовщина
Или захочется врезать нарочно так, чтобы мимо лузы
Есть же своя прелесть в английском словечке looser
Господи, это вообще зачем? За что мне такие страсти?
Может быть всё же к доктору? Проходите, садитесь, здрасти.
Ну, что у нас болит? Ничего? Это как раз и странно,
И нервы идут к чертям задучивым караваном.
- Мне бы сейчас большого и светлого – чувства
- Вы по профессии кто? – Ну как же, бездари от искусства
Искусства не жить, хотя были все предпосылки,
Знаете доктор, счастья-то нет даже на дне бутылки.
Что-то ещё струится по венам больших каналов,
Но песни об этом петь изрядно подзадолбало.
Все больше тянет молчать, делаясь бледным мимом
Люди, да не толпитесь вы, проходите мимо
Такие дела, в общем швыряю себя как камень,
Не приведи господь, доктор, вы это поймёте сами.
И на крыше себя представить я тоже, видимо, не сумею
Подозреваю, что выйдет не смерть, а полная ахинея:
- Да погоди ты, Харон, со своею лодкой!
Тут такая беда – любовь не берёт и не греет водка.

Я себя обвиню во всех смертных грехах,
В том, что свет очень тускл и очень далёк.
Я уйду далеко, убегу впопыхах,
Разбиваясь о лёд не-своих подоплёк.
Я открою окно, упираясь в асфальт.
Отражается в лужах разрушенный сад
И такая большая чужая Москва.
В голове обещают тепло голоса
И уносятся в осень. На лужах - круги.
Пожелтевшие листья влетают в окно.
Вылезаю по пояс. Кричу: "Помоги!!!
Счётчик света застыл на делении "ноль"!!!"
Голоса в голове вспоминают Москву,
Петербургские ночи съедают живьём.
Я бумагу к глазам поднимаю и рву.
Мы стираемся, как уголёчки, и пьём.
Мы живём, как во сне. Прижимаем к рукам
Сигареты и спички. Влезаем на стул.
Люди вешают головы по пустякам.
На верёвках и люстрах. И нос - от простуд.

Господи, этой осенью очень хочется спать
Господи, помоги же мне, не дай проиграть
Мой сон - чья-то смерть, в их декабре
В слякотно-муторной недо-осенней поре
Все же осенней, просто снег почему-то идет
Может эта болезнь под названием "спать" - пройдет
Но до этого надо пройти сквозь осеннюю муть
Господи, помоги, просто не дай уснуть...

Стечение обстоятельств обычно бывает осенью,
Когда разрывает небо прозрачность открытых душ,
Здравствуйте, Ваше Сиятельство!
Полунебрежно бросили
Фразу, и долго следом шли, избегая луж.
Ветер сбивал прическу, дождь охлаждал гортань,
И фонаря полоска пуглива была, как лань.
Под тихим потоком листьев - розовых лепестков,
Что под ноги нам ложились и застывали легко...
Стечение обстоятельств осознанно закономерностью,
А значит и эта встреча давно уж предрешена,
Как цвет ботинок и платья, пусть даже как дань
манерности,
И руки легли на плечи, и губы коснулись вина...

Желтый вечер. И даже не в смысле цвета.
Вечер тихих предательств
и бурных скандальных сцен.
Время лечит. По небу летит комета,
Не судьба, не каратель, а след разрушенных стен.
Повторимость. И все же неповторяемость,
Череда безразличных, во всем узнаваемых лиц.
Неделимость, помноженная на разделяемость.
Счастье взято с поличным
и прозрачней девичьих ключиц.
Новый день невозможен,
Но все-таки он состоится...

Я беззвучно шепчу, повторяя свои слова:
Через двадцать минут мне играть перед шумной толпой,
Мне кидать конфетти, повторяя, что это - прах,
Это - пепел мой.

Собралась перед ратушей всякая беднота -
Мне не часто приходится брать за игру гроши.
На помост поднимаясь, я знаю, что мне, как всегда,
Надо смешить.

Я бросаю толпе огрызки собственных пут,
Чужих сказок и прочее "бла-бла-бла".
Я живу ради шоу, и ради шоу умру:
Это тоже судьба.

Я не слышу улыбок, не вижу веселых глаз,
Этот век просто слишком устал от своих забот.
Я смешу этот город уставших в последний раз
За этот год.

На дворцовом крыльце умирает от скуки король.
Послезавтра я буду повешена на проводах.
Я играю свою никому не нужную роль
Городского шута.

Здравствуй, девочка, неверящая ни во что, кроме Бога,
Распущенная донельзя сука с душой святой недотроги...
С поломанными крыльями, волочащимися, словно крест, сзади,
Накрашеные глаза, украшенья и невинное голубое платье.
В зубах-несчитанная сигарета, в руках-банка пива,
Рядом твой "верный пес", повторяющий "ты чертовски красива",
Лезущий постоянно целовать твои губы, стирающий помаду,
Он боится лишь одного-твоего прожигающего насквозь взгляда.
Ты играешь в молчанку, отключаешь себя от мира,
Запираешься в комнате, понимая твоя крепость-твоя квартира,
На стекле осторожно выводишь четырехзначное имя с болью,
Потом стираешь его ожесточенно, смеёшься сама над собою.
Прячешь по карманам растоптанные в прах мечты и надежды,
Перечеркиваешь прошлое, зная-всё не будет, как прежде.
В сердце, расплескивающееся через край, безразличие...
...Знаешь, плохо одно-между мной и тобой ни одного нет отличия.

Разбитые в отчаяньи бокалы:
Не выпить мне за упокой надежды.
И мне уже не стать такой как прежде...
А надо ли? Мне прошлой боли мало.

Мой город спит... И он мне не поможет,
Как раньше не укроет от печали.
Я помню: улицы мне в такт молчали.
Опять молчат... Но только злей и строже.

Дым сигарет смешался с облаками.
Я примирюсь: теперь все по-другому.
Я стану счастьем сумрачным влекома...
И мне всю жизнь висеть между мирами.

Крошат камни,выплавляют сталь,
Сердце разрывают на кусочки
Ревность,эгоизм,боль и печаль
И любовь,дошедшая до точки...