Вы мне не снились вот уже два года.
Два года, как вас не было во сне.
На улице стояла непогода,
Вы молча предложили локоть мне.
Я с вами шла. И твердь не разверзалась,
Реальность не качалась, не плыла.
Неспешная беседа завязалась,
И вы спросили, как мои дела.

что вам ответить, как мои дела?
я вас любила - но любовь прошла.

И даже странно - я теперь другая,
Могу спокойно вам смотреть в глаза,
О вас совсем не думать, засыпая,
Как не могла семь лет тому назад.
Идти вперед, касаясь рукавами,
И чувствовать, ловя движенья глаз:
Я полностью переболела вами,
Ничто не откликается на вас.

ни мыслями, ни сердцем, ни душой
я не люблю вас. это хорошо.

Мы шли вперед, в апрельскую бесснежность,
И я молчала, думая во сне -
Спасибо вам за те любовь и нежность,
Которые вы не дарили мне.

Спасибо, что вы есть в моей судьбе.
Спасибо, что вы сами по себе.

PS
Я знаю точно, мне еще придется
любить кого-то глубже и сильней.
но чувств таких - как мартовское солнце,
как взгляд наверх из глубины колодца,
таких, как к вам - уже не будет в ней.

Катя (Поэма)
Катя пашет неделю между холеных баб, до сведенных скул. В пятницу
вечером Катя приходит в паб и садится на барный стул. Катя просит себе
еды и два шота виски по пятьдесят. Катя чернее сковороды, и глядит
вокруг, как живой наждак, держит шею при этом так, как будто на ней висят.
Рослый бармен с серьгой ремесло свое знает четко и улыбается ей хитро. У
Кати в бокале сироп, и водка, и долька лайма, и куантро. Не хмелеет;
внутри коротит проводка, дыра размером со все нутро.
Катя вспоминает, как это тесно, смешно и дико, когда ты кем-то любим.
Вот же время было, теперь, гляди-ка, ты одинока, как Белый Бим. Одинока
так, что и выпить не с кем, уж ладно поговорить о будущем и былом.
Одинока страшным, обидным, детским – отцовским гневом, пустым углом.
В бокале у Кати текила, сироп и фреш. В брюшине с монету брешь. В самом
деле, не хочешь, деточка – так не ешь. Раз ты терпишь весь этот гнусный
тупой галдеж – значит, все же чего-то ждешь. Что ты хочешь – благую
весть и на елку влезть?
Катя мнит себя Клинтом Иствудом как он есть.
Катя щурится и поводит плечами в такт, адекватна, если не весела. Катя в
дугу пьяна, и да будет вовеки так, Кате хуйня война – она, в общем,
почти цела.
У Кати дома бутылка рома, на всякий случай, а в подкладке пальто чумовой
гашиш. Ты, Господь, если не задушишь – так рассмешишь.
# # #
У Кати в метро звонит телефон, выскакивает из рук, падает на юбку. Катя
видит, что это мама, но совсем ничего не слышит, бросает трубку.
# # #
Катя толкает дверь, ту, где написано «Выход в город». Климат ночью к ней
погрубел. Город до поролона вспорот, весь желт и бел.
Фейерверк с петардами, канонада; рядом с Катей тетка идет в боа. Мама
снова звонит, ну чего ей надо, «Ма, чего тебе надо, а?».
Катя даже вздрагивает невольно, словно кто-то с силой стукнул по
батарее: «Я сломала руку. Мне очень больно. Приезжай, пожалуйста, поскорее».
Так и холодеет шалая голова. «Я сейчас приду, сама тебя отвезу». Катя в
восемь секунд трезва, у нее ни в одном глазу.
Катя думает – вот те, милая, поделом. Кате страшно, что там за перелом.
Мама сидит на диване и держит лед на руке, рыдает. У мамы уже зуб на зуб
не попадает. Катя мечется по квартире, словно над нею заносят кнут.
Скорая в дверь звонит через двадцать и пять минут. Что-то колет, оно не
действует, хоть убей. Сердце бьется в Кате, как пойманный воробей.
Ночью в московской травме всё благоденствие да покой. Парень с разбитым
носом, да шоферюга с вывернутой ногой. Тяжелого привезли, потасовка в
баре, пять ножевых. Вдоль каждой стенки еще по паре покоцанных, но живых.
Ходят медбратья хмурые, из мглы и обратно в мглу. Тряпки, от крови
бурые, скомканные, в углу.
Безмолвный таджик водит грязной шваброй, мужик на каталке лежит,
мечтает. Мама от боли плачет и причитает.
Рыхлый бычара в одних трусах, грозный, как Командор, из операционной
ломится в коридор. Садится на лавку, и кровь с него льется, как пот в
июле. Просит друга Коляна при нем дозвониться Юле.
А иначе он зашиваться-то не пойдет.
Вот ведь долбанный идиот.
Все тянут его назад, а он их расшвыривает, зараза. Врач говорит – да
чего я сделаю, он же здоровее меня в три раза. Вокруг него санитары и
доктора маячат.
Мама плачет.
Толстый весь раскроен, как решето. Мама всхлипывает «за что мне это, за
что». Надо было маму везти в ЦИТО. Прибегут, кивнут, убегут опять.
Катя хочет спать.
Смуглый восточный мальчик, литой, красивый, перебинтованный у плеча.
Руку баюкает словно сына, и чья-то пьяная баба скачет, как саранча.
Катя кульком сидит на кушетке, по куртке пальчиками стуча.
К пяти утра сонный айболит накладывает лангеты, рисует справку и ценные
указания отдает. Мама плакать перестает. Загипсована правая до плеча и
большой на другой руке. Мама выглядит, как в мудацком боевике.
Катя едет домой в такси, челюстями стиснутыми скрипя. Ей не жалко ни
маму, ни толстого, ни себя.
# # #
«Я усталый робот, дырявый бак. Надо быть героем, а я слабак. У меня сел
голос, повыбит мех, и я не хочу быть сильнее всех. Не боец, когтями не
снабжена. Я простая баба, ничья жена».
Мама ходит в лангетах, ревет над кружкой, которую сложно взять. Был бы
кто-нибудь хоть – домработница или зять.
# # #
И Господь подумал: «Что-то Катька моя плоха. Сделалась суха, ко всему
глуха. Хоть бывает Катька моя лиха, но большого нету за ней греха.
Я не лотерея, чтобы дарить айпод или там монитор ЖК. Даже вот мужика –
днем с огнем не найдешь для нее хорошего мужика. Но Я не садист, чтобы
вечно вспахивать ей дорогу, как миномет. Катерина моя не дура. Она поймет».
Катя просыпается, солнце комнату наполняет, она парит, как аэростат.
Катя внезапно знает, что если хочется быть счастливой – пора бы стать.
Катя знает, что в ней и в маме – одна и та же живая нить. То, что она
стареет, нельзя исправить, — но взять, обдумать и извинить. Через пару
недель маме вновь у доктора отмечаться, ей лангеты срежут с обеих рук.
Катя дозванивается до собственного начальства, через пару часов билеты
берет на юг.
…Катя лежит с двенадцати до шести, слушает, как прибой набежал на камни
– и отбежал. Катю кто-то мусолил в потной своей горсти, а теперь вдруг
взял и кулак разжал. Катя разглядывает южан, плещется в лазури и синеве,
смотрит на закаты и на огонь. Катю медленно гладит по голове мамина
разбинтованная ладонь.
Катя думает – я, наверное, не одна, я зачем-то еще нужна.
Там, где было так страшно, вдруг воцаряется совершенная тишина.

Ты посмотри, наши разные судьбы - разные люди да города.
Ни у кого из нас не убудет, было и будет, медь и руда,
розги и пряники, кошки и мышки, белое - чёрное, кий и биток,
очаровательные мальчишки, талии девичьей завиток.

Этот набор до сведения в скулах очень банален, припев тра-ля-ля,
наша судьба - это кандидатура спутника жизни или твоя.
Как не мерещилось бы о монетах, сделках, работах и прочих делах,
наша судьба - это осень и лето, и всё равно, где Иисус, где Аллах.

Хоть англичанин с английской газетой или совсем не любитель газет,
помни, в газетах пахнет клозетом, и в телевизоре тоже - клозет,
так что неважно - диплом ли о высшем, средняя школа, плохой аттестат,
наша судьба - в медяке в банку нищему, собственной совести электорат.

Кто-то погибнет, кто-то родится, красное - синее, нож и бекон,
с розой носиться Маленьким Принцем, стоя у власти, рушить закон,
просто лошадка, пёстрая зебра, рыбка-бананка, жёлтый банан!
Наша судьба - чтобы парус от ветра алым пятном озарял Зурбаган.

Наша судьба - это скрипка Вивальди, танго, Пачино, запястья, духи,
Теннант, Мэтт Смит, может, даже Капальди, наша судьба - это эти стихи,
и я плевала на все гороскопы, гущи кофейные, карты и Смерть!
Наша судьба - быть с мужчиной до пота, сметь улыбаться, любить тоже сметь,

пересекаться глазами, сердцами, солнечным зайчиком плыть по двери.
Наша судьба - просто знать, кто мы сами.
Кто же мы сами, чёрт нас дери.

08/01/2020
0.01

Gatchina

Как мотыльки, летим на свет огня,
Надеясь в жарком пламени согреться,
Не зная, что зима сковала сердце;
Как мотыльки, беспечны ты и я.

читать дальшеНеосторожный взгляд и пара слов
Не в силах проложить дорогу к сердцу.
Прощайте, мой влюбленный глупый герцог,
Вам снова, как всегда, не повезло.

Постой. Не уходи. Не убегай.
Ведь не случайна эта наша встреча,
Спроси меня, и я тебе отвечу.
Спроси меня. Но остывает чай —

И остывает сердце. Как и прежде,
В нем места нет ни свету, ни надежде.

17.11.19

Ну вот, наконец, зима!
Я каждым мгновением холода наслаждаюсь,
И с отвращением думаю о весне:
Нескоро наступит, пока – правит бал ноябрь.
*злобно радуюсь*
Пронзительный ветер (счастье!) –
Курильщиков снёс с балконов в подъезд.
Когда же выпадет снег?
Я хочу Новый год, метель,
Под бой курантов, с надеждой на лучшее,
Чтоб загадать желание, нет, не те,
Что в прошлый раз, просто –
Переехать нахрен отсюда,
Из городского ада – в свой дом.
Почувствовать снова, что живёшь,
А не существуешь, как зомби,
Задыхаясь в бетонных блоках,
Среди биороботов, зацикленных на телефонах.
Чтобы утром встать – и природа вокруг,
А не вот эта вот «Санта-Барбара»:
Мерссская музыка, шум перфораторов,
Грязь, суета, выхлопы автостоянки,
И сигаретный дым везде, как же достало!
(Соседи снизу опять нажрались: кидают друг в друга,
Судя по звукам, уже диванами… )
Но не будем о грустном, пока за окном – ноябрь.


12.11.2018г.

Для С.С.

Моё тело - твоё, и каждый раз ново, ново.
Погляди в небеса, там повыше мигает Nova.
Ты - такой себе друг, мой пафосный Казанова,
но если кусать плечо, то твоё, конечно,
и к чёрту одежду, зачем нам с тобой одежда?
Сравняем с полом.

Влажность уходит в простыни и подушки.
Не заводи себе больше таких подружек,
вот посмотри - я сердцем к тебе наружу!
Хочешь - сожми, а хочешь - запрячь поглубже,
милый, бесстыжий, трикстер мой,
самый лучший.

Делай, что хочешь, и смейся, давай же, смейся!
Кофта в синем мелу, так иди, разденься
и посмотри со мною ближайшие рейсы,
чтобы потом опаздывать на регистрацию,
бегать по залам в панике и прострации...
Чтоб никуда не деться.

Чтобы лежать, и в звёздное - под Шопена,
и твоё тело - только моё лишь тело.
Погляди в небеса, там повыше мигает Vega,
виноградом вливается в узкое горло нега,
но если в ключицы шептать, то твои, конечно,
и к чёрту надежду, не может быть тут надежды,
лишь кровь по венам.

У меня в рюкзаке два паспорта и билеты.
Мы не виделись летом, и я ненавижу лето.
Вектор магнитной индукции - в парапетах,
на которых с тобой сидим перед входом в пул, и
меня не поранит ни крис, ни шальная пуля -
знать бы, где ты.

И пусть будет так - кровать и коньяк, и космос.
Пока ты со мной, по телу проходит осмос,
прямо под кожей бушуют такие грозы,
что их точно взял бы под наблюдение Тесла.
Поезда несутся вперёд, раскаляются в звоне рельсы,
overdose!..

И она говорит: «Спой мне,
пока мир не упал в пропасть,
пока сокол не взял душу
и не взмыл с ней в когтях к Солнцу».

И она говорит: «Долгим
будет путь из страны сказок.
Ты успеешь построить замок
в сердце гор,
жениться на ста принцессах.
По одной на столетье. Пустошь
ляжет нагло на тело леса,
Старый Леший забросит травы,
перекинется белым волком».

И она говорит: «люди
сочинят, будто ты жаден,
стар, жесток и твоей смерти
даже тень от тебя уводит
заклинанье из Книги Судеб».

И она говорит: «Страшно,
ведь легенды — чуть-чуть правда.
Когда станешь царем мира,
будет конь вороной масти
на заре расправлять крылья.
А трехглавый дракон на башне,
повинуясь огню взгляда,
всех врагов обратит пылью».

И она говорит: «пой мне,
только имя своё помни».

Мне приснилось-
Что есть дорога к счастью.
На Кудыкиной горе
Да за тридевять земель
Ходу.
Где дракон злостный летает
От непрошеных гостей долину
Охраняет.
В той долине холодом веет.
Оттого в ней хорошо и кости хранятся
Смельчаков,кто за счастьем погнался...
А на входе там-кукушка кукует
Сколько быть тебе на свете
Счастливым.
Хочешь- верь.
Хочешь- стреляй без разбору.
Только, лет ей наверно двести...
Говорят, кому вдруг в руки счастье попало
(если вдруг это когда-то случится)
То тот сильнее любого на свете
Научившись любить и верить.

мой огонь горит на семи ветрах.
мне знакома доблесть, знаком и страх.
на вершине мира мы — смех и прах.
это всё, что знаю.

я умею солнце носить в руках,
засыпать с улыбкой на облаках,
собирать осколки, где смерть и крах,
а надежды под утро тают.

я умею штормы и корабли.
я пешком приходила на край Земли
посмотреть, как созвездия там, вдали,
сквозь космический мрак сияют.

я брожу по пляжу в большой прилив,
но мои бумажные журавли
оживают — лови или не лови —
и уносят меня от края.

Айара

Обосновалась в сердце
Смерти крылатая мельница.
Клетки стремятся к бессмертью:
Делятся-делятся-делятся…
⠀
Люди стремятся к бессмертью:
Множатся-множатся-множатся…
И зарастают соцсети
Кожею-кожею-кожею…
⠀
И зарастают люди
Травами-травами-травами.
Люди друг-друга любят,
Ходят по улицам парами…
⠀
Люди друг-друга терпят,
Стерпится – слюбится, слюбится…
Люди боятся смерти:
Крутятся-крутятся-крутятся…
⠀
Вечен разве что ветер
В лопастях мельницы.
Клетки стремятся к бессмертью:
Делятся…
⠀