[ctuxu]

- Это просто тупик и ты знаешь об этом, детка!
Ангел хмурится, пьет, протягивает салфетку,
Равнодушно смотрит сквозь сигаретный дым.
- Я же знала – родной! Так, когда же он стал чужим?!…

- Ну, и что же дальше? – в глазах отражается пламя.
Отпивает глоток, насмешливо кривит сухие губы.
- Все уже давно решено и, поверь, не нами.
- Знаешь, ты умеешь быть удивительно грубым.

Кто-то пьяно кричит, захлебываясь в междометьях,
Официантки-девочки мечутся между столами.
Люди-люди…на что же мы тратим столетья,
Сохраняя жизни, присматривая за вами.

- Я тебя не просила с ладони сметать таблетки!
Я уже не звала и больше знать тебя не желаю!
Она тихо плачет, комкая в пальцах салфетки.
- Ну, зачем мне все это? Ведь я же ему чужая…

Он насмешливо щурится, щелкая зажигалкой,
Выдыхает губами белый отравленный воздух.
- Тебе скоро тридцатник, моя дорогая.
Может, станешь хотя бы чуть-чуть серьезней?

За большими окнами в город вступает осень.
За стеклом почти неслышно гудят машины.
Он устало смотрит в дождя ледяную проседь.
И отчаянно хочет, чтоб люди поменьше грешили.

Он все правильно сделал, вытаскивая из смерти.
И весна еще будет счастливой и очень доброй.
За его плечами – не крылья… года… столетья…
Слезы, горе, сердец людских ледяная злоба.

Он знаком с этим миром, наверное, слишком долго.
Он почти привык к душевному самосожженью.
И давно уже держится только на чувстве долга.
Только толку искать у него всех проблем решенья?

И ломает пальцами в пепельнице сигарету,
Допивает пиво, расплачивается по счету.
И готовых истин опять, разумеется, нету.
Просто надо доделать нудную эту работу.

Она ежится под его равнодушным взглядом
И отчаянно всхлипывает: - Не хочу! Не буду!
Он берет ее за руку, ласково шепчет: - Не надо…
Одевайся! Пойдем…так и быть, подарю тебе чудо.