Если бы Вы их видели, взглянули бы, как эти мальчики, эти девочки разодеты,
Эту кожу потрогали, нежную, как чулок, натянутую на скелеты,
Как они говорят, смеются, ноги на стол кладут и уверенно раздают советы!..
А потом вырываются из душного зала и животом опрокидываются на парапеты.

Вы бы, встретившись с ними на улице, были и шокированы, и рады,
Эти их прогулки за полночь, любовницы и любовники, вечно порванные наряды,
А когда они спускаются с пьедестала и прячутся за их многолетние баррикады,
Они воют нечеловечески, задыхаясь от окружающего их смрада.

Я не знаю их, я пытаюсь читать по жестам, взглядам, в душах постыдно рыться,
Я не знаю, какие демоны их грызут в одиночестве и что по ночам им снится,
Что они не спят, и пьют, и смеются хрипло, надрывно, и жгут себя в этой столице,
И откуда такая боль и бесцельность во всем, что читают они со сцены всем в зале гудящим лицам.

Просто это не жизнь. Это прозябание и выжимание из себя соков ради клочка бумаги.
Иногда смотрю я на их то юные, то сорокалетние лица, и отчетливо вижу, что пора вывешивать белые флаги,
Ничего не стоит этих бессонниц, этих страданий и литров постыдной соленой влаги,
Чтоб потом никто даже не пришел к умирающему неудавшемуся поэту, отмучившемуся бродяге.

Я одна из них, рифмоплет и вечный искатель новых стихийных бедствий,
У меня пока еще нежный возраст и вечное лето, невинное детство,
И хотя мне тошно, я до боли в горле и слез в глазах их больными образами нахлебалась,
Страшно даже думать, что было, если б я от этого отказалась.