оранжевая чашка – горький кофе,
кленовый лист, прилепленный к экрану
компьютера. на нем знакомый профиль,
что плещется во сне на дне стакана
метель кристальная зашторивает окна,
спасая темноту моей квартиры,
и в тысячный, наверно, раз ты проклят,
но Бог для мира выключил субтитры.
а я шепчу, и звуки онемели,
но падают на землю звонким всхлипом,
слова в соленой пыли почернели.
наш Бог пропал. и выключил субтитры.
метаться по постели среди простынь –
ловить губами воздух из азота –
мы были позабыты в фазу роста
еще людьми, пригодными к аборту.
теперь идти, не думая про смыслы,
забытые под пленкой из фольги,
пусть радуга вновь гнется коромыслом
на склоне проспиртованной реки.
мы были живы только в фазе роста,
и в небо, вознося свои молитвы –
лишились звуков и претензии на возраст,
и Бог для мира выключил субтитры.
оранжевая чашка – горький кофе,
кленовый лист, прилепленный к экрану
и наша обреченность в каждом вдохе
и белый яд на дне граненого стакана.