[ctuxu]

Он знает ее очень много лет, даже сбился со счету.
Она мяла в руках билет, готовилась к полету, когда Он впервые увидел ее. А где-то на фоне играл джаз.
Она сказала ему, что летит в первый раз, он же подумал :"Вранье. Что-то скрывают глаза у нее".
Ей тогда было двадцать лет.
Он же в рваные джинсы был одет и глазами так искренне мог улыбаться,
как умеют лишь в двадцать.
И Она оставалась с ним рядом. Столько лет, столько зим кряду. Лишь Она так умела: без нытья и коварства разделять с ним пространство. Делать черное белым.
Он знает ее очень недолго, но и Она со счету сбилась.
Да и мало в этом толку - вспоминать, когда впервые ему явилась.
А на дворе шел уже черт знает какой год. И Он напоминал собой дерево каких-то особых пород, которые возраст не кольцами, морщинами на коре рисуют. "Страшно подумать, семьдесят восемь лет, Боже!"
"Не поминай имени Господа всуе. Себе дороже".
Она пришла к нему, когда Он был в отчаянии: вроде бы славное прошлое было, столько лет за плечами, а Он помнит лишь старость, и юным как будто не был.
Она помогала ему вспомнить то, что Он давно позабыл.
Иногда Он понимал, что что-то точно не так, что ее по факту не было в его истории. Но откуда Она взялась, ему в такие моменты было совсем наплевать.
Сейчас это был сущий пустяк, не стоящий даже самой мизерной паранойи. Есть такие вопросы, которые лучше не задавать.
Но иногда Он выходил из своей затянувшейся полукомы, и понимал, что Он тут, что Он дома. И спрашивал ее, кто она? Ангел, наверняка, раз Господь ему ее послал?
Она лишь с улыбкой глядела на старика и отвечала "немного не угадал".
Когда Он выбросил из дома все зеркала, была холодная осень. Он просто устал. Ему безумно надоело бояться,
что однажды увидит - ему "не может быть этого!" семьдесят восемь,
а ей, проклятие, всё еще двадцать.
Но остается еще немножко лет, которые вспомнить хочется. И Он снова уходит в свой полусон.
Он не знает, чем же всё это кончится.
А Она знает, что будет потом, точно. Но пока Она говорит с его воспоминаниями в унисон,
игра еще не окончена.