Деление на ноль
Север крошит металл, но щадит стекло.
Учит гортань проговорить «впусти».
Холод меня воспитал и вложил перо
в пальцы, чтоб согреть их в горсти.
©Иосиф Бродский
Учит гортань проговорить «впусти».
Холод меня воспитал и вложил перо
в пальцы, чтоб согреть их в горсти.
©Иосиф Бродский
И мы будем помнить о том, что вычитанье – разлука,
Что сложение – проще, чем остальное все,
Что в конце прямой обязательно сбудется скука,
Заключенная в нольугольник, запертый скрипичным ключом,
Что гляделки в книгу являют собой умножение
Своих мыслей на чей-то шахматный ход,
Из чего получается, что время никуда не бежит, а просто идет,
Цепляясь стертой подошвой за раздутое самомнение.
Из чего следует, что табурет – не опора на ножках,
С тенью отброшенной на n-этажный пол,
А приветствующая оконный свет плоскость,
Не имеющая деревянных черт в искаженном явленье своем.
«Все разумное существует, и все существующее разумно».
Из цитат мы черпали капли бесценных идей,
Чтоб потом отрезвляться за днем день
И жить так, будто мыслим мы скудно.
И тогда деление состоит из союзов,
Что делят и делят гильотинным лезвием тело
От головы, освобождая от непосильного груза
Милосердно, как милосерден Господь.
Пусть без веры гниет и скитается плоть,
Оболочка страданий и мыслей о будничном гнете,
Что плачет и видит, как плохо без света живет,
Как стучатся о воздух твердолобые пальцы.
Пусть тогда из-за скобки покажется злость
На то, что до сих пор время года – теряться.
Но – январский, нежданный феномен,
Но – глагол, чьих букв просто более чем.
Не заляпать алгеброй благородства, и тем
Автор с каждою строчкой становится болен.
Но конец невозможно далек от начала,
Как от пыльного Запада – горделивый и бледный Восток.
Беспричинная круглая скобка стоит у причала,
Где кончается родственный суше кусок.
В скобках море, как в огромной фарфоровой чаше,
Продолжает движение времени с помощью рыб –
В жабрах киснет и стонет соленая хрупкая жажда,
Ради жажды движется каждый нелепый плавник.
Здесь равно, здесь четкие грани свободы,
Но столь ясные, что превращаются в стены,
Может быть, удалось избежать бы плена,
Если б видимы были колодки.
Да и плен – от противного, за равно – неизбежность,
Скрыта цифрой слепой неизвестности сего выражения;
И лишь неизверность
Застынет в трепещущей глотке пугливым сомнением.
И тогда пусть неистово плачутся плечи календарем,
Обретая ложную искренность встречной разлуки,
Нагнетаемой скучным весенним дождем,
С запахом декабрьской вьюги,
Заменяя деепричастие неточным равенством,
Приводя переменную к беззубой пропасти,
Уменьшили области ожидания до беспамятства
Так, что сводит с ума легкость многоголосости.
И мы будем помнить, что «с любимыми не расставайтесь»,
Что параллельные прямые длиннее других прямых,
Скрещенных или таких, что не нуждаются в доказательствах,
В отличие от иных,
Но гуманность обладания общей точкой
Не знает смежных углов между судьбами
Или фразами, что решают жизни недлинной строчкой,
Но, чтобы любить не нужно быть слишком умными,
Что и требовалось доказать.
(январь 2011)
Что сложение – проще, чем остальное все,
Что в конце прямой обязательно сбудется скука,
Заключенная в нольугольник, запертый скрипичным ключом,
Что гляделки в книгу являют собой умножение
Своих мыслей на чей-то шахматный ход,
Из чего получается, что время никуда не бежит, а просто идет,
Цепляясь стертой подошвой за раздутое самомнение.
Из чего следует, что табурет – не опора на ножках,
С тенью отброшенной на n-этажный пол,
А приветствующая оконный свет плоскость,
Не имеющая деревянных черт в искаженном явленье своем.
«Все разумное существует, и все существующее разумно».
Из цитат мы черпали капли бесценных идей,
Чтоб потом отрезвляться за днем день
И жить так, будто мыслим мы скудно.
И тогда деление состоит из союзов,
Что делят и делят гильотинным лезвием тело
От головы, освобождая от непосильного груза
Милосердно, как милосерден Господь.
Пусть без веры гниет и скитается плоть,
Оболочка страданий и мыслей о будничном гнете,
Что плачет и видит, как плохо без света живет,
Как стучатся о воздух твердолобые пальцы.
Пусть тогда из-за скобки покажется злость
На то, что до сих пор время года – теряться.
Но – январский, нежданный феномен,
Но – глагол, чьих букв просто более чем.
Не заляпать алгеброй благородства, и тем
Автор с каждою строчкой становится болен.
Но конец невозможно далек от начала,
Как от пыльного Запада – горделивый и бледный Восток.
Беспричинная круглая скобка стоит у причала,
Где кончается родственный суше кусок.
В скобках море, как в огромной фарфоровой чаше,
Продолжает движение времени с помощью рыб –
В жабрах киснет и стонет соленая хрупкая жажда,
Ради жажды движется каждый нелепый плавник.
Здесь равно, здесь четкие грани свободы,
Но столь ясные, что превращаются в стены,
Может быть, удалось избежать бы плена,
Если б видимы были колодки.
Да и плен – от противного, за равно – неизбежность,
Скрыта цифрой слепой неизвестности сего выражения;
И лишь неизверность
Застынет в трепещущей глотке пугливым сомнением.
И тогда пусть неистово плачутся плечи календарем,
Обретая ложную искренность встречной разлуки,
Нагнетаемой скучным весенним дождем,
С запахом декабрьской вьюги,
Заменяя деепричастие неточным равенством,
Приводя переменную к беззубой пропасти,
Уменьшили области ожидания до беспамятства
Так, что сводит с ума легкость многоголосости.
И мы будем помнить, что «с любимыми не расставайтесь»,
Что параллельные прямые длиннее других прямых,
Скрещенных или таких, что не нуждаются в доказательствах,
В отличие от иных,
Но гуманность обладания общей точкой
Не знает смежных углов между судьбами
Или фразами, что решают жизни недлинной строчкой,
Но, чтобы любить не нужно быть слишком умными,
Что и требовалось доказать.
(январь 2011)