Кирпичные стены домов твоих стали мне домом,
Спасенья в которых вовек и во тьме не найти.
На том перекрёстке до хрипов и стонов знакомом,
Хромая и кашляя, вновь продолжаю идти.
Глухие гитары, немые певцы и певицы,
Продажный язык крикунов за четвёртым углом,
Пустые колодцы. Облезлые, грязные птицы,
Что пишут по небу испачканном в пепле пером.
Лови в свои руки любовника глаз твоих, волоса,
Изменника губ твоих грубых, предателя волн.
Ворюгу бесстыдного жизней чужих или голоса.
То плакать заставишь от боли, то прячешь в подол.
Я прыгну с любой высоты, лишь бы только разбиться
Не в гуще людей, а в стеклянных и стройных ногах.
В слезах твоих, мне не даримых, готов я смириться.
Любое принять поражение и всяческий крах.
Я кровью своею раскрашу хрустальные веки.
А, хочешь, тела своих жертв я тебе принесу?
И душу свою я пролью в твои тёплые реки,
И телом отдамся, от лжи и бесчестья спасу.
С вершины могильных крестов, что на крышах не в церкви,
Я буду шептать комплименты ресницам седым.
И пусть каждый солнечный луч в ожидании меркнет.
Венеция, только позволь, и я буду твоим.