Простите, отче - я был несдержан, порвав вам грудь на лесной тропе. Оставь входящий сюда надежду, а исходящий... Таких здесь нет. Вон даже мне невозможен выход из лабиринта дремучих чащ... простите, отче, я ваше лихо, я глух к мольбам и к слезам незряч.
Луна восходит. Смотрите, падре, святой отец, или как вас там - ваш взгляд застыл двадцать пятым кадром в чуть красноватом стекле пруда. Мне, отче, было всего пятнадцать, когда мой взгляд точно так застыл: я должен был сам себя бояться, хлестать кнутом до кровавых жил...
Я не боялся. Не страшно было. Я видел духов и слышал их, они вползали под кожу силой... простите, отче, я так отвык от разговоров без оскорблений, от в спину брошенных мне камней...
Вы восхитительный собеседник - так знайте, отче: все дело в ней!
Она была невесомо нежной, сверкала инеем и слюдой. Её принес мне прилив прибрежный - я взял её и унёс домой. Другие рвали мне ночи криком; кто звал на помощь, кто рвался мстить... она же таяла - тихо тихо и всё просила её впустить. Я в первый раз приоткрылся духу - один единственный чёртов раз!
Она влетела как пуля в ухо и душу выбила через глаз. С тех пор я, отче, себя не помню - она впустила в меня их всех. Теперь я в этом лесу затворник и воплощенный ходячий грех. Но я учусь на своих ошибках - в мой дом уже не войдет никто. Да, я смеюсь! Но моя улыбка как то прогнившее решето.
Я спятил, отче, бессонной ночью - я видел: с вами под руку бес.
Я распанахал ладони в клочья, пока вложил в вашу грудь ваш крест.