Ты приходи ко мне солнечным лучиком,
Ветром осенним, морозами жгучими,
Водами вешними, тропкой нехоженой,
Белым подснежником, садом заброшенным,
Шелестом листьев, дорожкой ли лунною,
Тихим дождем или зноем полуденным,
Часто ли, редко ли, близко ли, коротко ль,
Но – приходи.
Не прощаюсь.
До скорого.
Бывают в жизни такие ритмы, что хочешь – смейся, а хочешь – плачь.
Когда со смертью танцуешь джигу, то ты и жертва, и ты ж – палач.
Тогда не время сбиваться с шага, дрожать устало, ломая ритм:
Еще не сложена ваша сага и автор в поисках нужных рифм.
Он просто автор – не бог, пожалуй, – создатель танцев твоих и мук,
Своей фантазии раб усталый, короче, стало быть, демиург.
С ним невозможно поспорить даже, задать вопросы – а их не счесть –
Скорее, с собственной смертью слажу: с любой из женщин сгодится лесть.
И, право слово, с такой красоткой в другое б время крутил роман:
Волною волосы, профиль четкий и с кипарисом сравнимый стан.
Она, как водится, носит «Прадо», и в красном цвете ее роллс-ройс…
И я взмолился: «Прошу пощады!»
Она ответила: «Yes, of course!»
Когда утихла эмоций буря и пламя страсти сошло на нет,
Шепнул я тихо: «Прости, могу я?..»
И только: «Maybe…», - мне был ответ.
Она ушла, подарив мне вечность. Мой автор – в спячке, роман – забыт.
С тех пор шепчу я, когда тоскливо, заклятий древних старинный ритм.
Ты приходи ко мне солнечным лучиком,
Ветром осенним, морозами жгучими,
Водами вешними, тропкой нехоженой,
Белым подснежником, садом заброшенным,
Шелестом листьев, дорожкой ли лунною,
Тихим дождем или зноем полуденным,
Часто ли, редко ли, близко ли, коротко ль,
Но – приходи.
Не прощаюсь.
До скорого.