Ты нищий, босой и голый, хотя небо синеет и льются трели окрестных птиц. Боги вверху смеются, бессмысленно падать ниц, впрочем, лететь до дна остается малость. И в пустоту спросить "сколько еще осталось?", и посчитать машины ака кукушек в лесу, дань отдавая ночи лить слезы как росу.
Запах травы некошеной, синего неба край - только мне справа слышится дикий собачий лай, а после слева видится бешеный чей-то пляс. Я так устала, ныла и чертов пыл угас, новый кирпичик в стеночку и кофе не бодрит, деньги есть только мелочью и все внутри болит.
Ты вечно одинокий, впрочем, как людь любой, и только тени колкие шпионят за тобой, и нужно знать, хоть не думая, главное - не проси, главное - искру звонкую вместе с собой гаси, что тебе ждать, написано все в толстых книгах давно - есть непреложная истина, что всем на все "все равно", что все всегда кончается, и не протянешь мост, окна потеют - плавятся, время идет в нахлест.
Ты серый и усталый, тоска сеансом в ряд, все тебе было мало, так получай стократ. Что ты коалой цепляешься в спину чужую, когда ты понимаешь как быстро в реках бежит вода. И оглянуться некуда, за спиной пропасть лежит, вязкою липкой тиной рожь утонула в лжи. Можно лишиться зрения, коль цели нет смотреть - и не увидеть - спереди на зрачок темная клеть тряпкой ложится. Временем, с страшными буквам "буд," "нечем гордиться," бременем, в котором над собой суд.
Птицы щебечут весело, славно гудит самолет, где-то утонут крейсеры, кто-то прервет полет,
Есть хеппи енды, видимо, может быть мой в пути, а может моя удача не знает куда идти.
Может быть все же будет что-нибудь хорошо.
Я не один, есть люди. Это всего лишь шок.
Я не в болоте, в общем-то, это болото во мне.
Но на болоте рощица и я не буду на дне.