"Какая ты дура, мой ангел!.."
Я не знаю, где ты и как ты, и какими ветрами тебя носит;
Из тех ли ты кто простит меня или из тех, кто бросит.
Я не знаю, куда за тобой идти. Да и разве нужен тебе попутчик?
У меня три "не": не навязываться, не лгать тебе, не наскучить.
Ты, наверно, не знаешь, как это: тосковать, метаться, выискивать, почти выпрашивать
И любовищу свою укутывать, прятать, под сердцем вынашивать.
Я не так устроена, чтобы ждать смиренно тебя у порога, терпеть с улыбкою.
У меня из земли растеклось под ногами болото - топкое, зыбкое.
У меня оказалось в ладонях сказочное, желанное, такое сладкое и запретное.
И никто не держит меня. На части сердце мое разрывается, раздваивается, бедное.
Ни вины, ни стыда, ни совести на хребте своем не носила и не ношу.
Я тебя о многом просила, плакала и боялась. Теперь не боюсь, не плачу и не прошу.
Я не знаю, что тебя так манило и привораживало, что ты исчез.
Только дни мои, ночи мои разметались через душу наперерез.
Я тебя не виню и снимаю с сердца гордого о тебе нужду.
Я ждала тебя. А теперь не жду.
Из тех ли ты кто простит меня или из тех, кто бросит.
Я не знаю, куда за тобой идти. Да и разве нужен тебе попутчик?
У меня три "не": не навязываться, не лгать тебе, не наскучить.
Ты, наверно, не знаешь, как это: тосковать, метаться, выискивать, почти выпрашивать
И любовищу свою укутывать, прятать, под сердцем вынашивать.
Я не так устроена, чтобы ждать смиренно тебя у порога, терпеть с улыбкою.
У меня из земли растеклось под ногами болото - топкое, зыбкое.
У меня оказалось в ладонях сказочное, желанное, такое сладкое и запретное.
И никто не держит меня. На части сердце мое разрывается, раздваивается, бедное.
Ни вины, ни стыда, ни совести на хребте своем не носила и не ношу.
Я тебя о многом просила, плакала и боялась. Теперь не боюсь, не плачу и не прошу.
Я не знаю, что тебя так манило и привораживало, что ты исчез.
Только дни мои, ночи мои разметались через душу наперерез.
Я тебя не виню и снимаю с сердца гордого о тебе нужду.
Я ждала тебя. А теперь не жду.