Может, кто-то напишет пером на бумаге

твои руки, как тень, твое имя, как стих,

и любимые сочные, алые маки...

Шорох листьев растоптанных вновь поглотит,



унесет эту мысль высоко в поднебесье,

к журавлям, безмятежно летящим на юг...

Может, кто-то споет твое имя, как песню,

может, кто-то напишет улыбку твою.



Это больше, чем может быть нужно на свете,

если верить во все, что тебе говорят.

На скамейках сидят повзрослевшие дети,

приготовившись плыть в белизну декабря,



и, как пламя, горят постаревшие клены

и молчит потемневший от времени дуб.

Может, кто-нибудь, бледный, усталый и сонный, -

ты подумай - хоть в этом осеннем бреду, -



может, кто-нибудь ищет тебя по аллеям,

сам не зная зачем, завернувшись в пальто,

грязь втирая в виски, постоянно болея,

может, кто-нибудь тоже не ведает, что



в сером воздухе ветер гоняет по крышам

и свистит по ночам в водосточной трубе,

что он должен понять, что он должен услышать,

что он должен еще разузнать о себе.



Моежт, кто-то прочтет твои слезы в газете,

может, цвет твоих глаз угадает в статье.

Ты стоишь над рекой, осень прячет ответы,

блекло-мертвые листья не тонут в воде.



Может, кто-то рыдает, а кто-то смеется -

это разные интерпретации грез.

Тебе страшно? Не плачь. Скоро осень ворвется,

в наши двери плеснув лепестки тубероз.