нашёл дома ножи? импровизируй
Было предчувствие, тянущее, колючее. Я все не верил - привык безмятежно жить. Голубоватое небо прикрыто тучами, и в него выросли серые этажи. Все остаётся прежним - шептал без устали, прочь гнал дурные мысли, тревожный сон...
Но себя не заткнешь. Предчувствие есть предчувствие. Залегло в душе - речной подколодный сом.
...Он входит в дождь, промокший, седой, взлохмаченный, без лишних слов садится на ветхий стул. Точно такой, как в кошмарах моих горячечных: широкоплеч, подтянут, устал, сутул. Тот, кто меня вытаскивал в миг опасности, тот, кому был я верен - сбежавший пес. Все расплывалось во взгляде кругами красными, слышался крови в ушах бесноватый плес, некому было спасти, заслонить, помиловать... Он появился. Мы встали там вдвоем. Тот, кто тогда помог мне собраться с силами, дал мне едино верный в пути подъем, кто старше меня по опыту и по званию, кто мне помог в лохматом и злом году. Но все неважно. Важно - меня позвали, и...
И значит, я еще верен, и я иду.
***
Чем дальше, чем страшнее, бесповоротнее - тем ярче синева средь прострелов туч. И кровь - не кровь, а варево оборотное, из жил стремится, тянется на лету, вот-вот натянет грудью на злое, острое... Я расправляю кожаный воротник. Опавший лес поднялся костлявым остовом, листва шуршит - страницы зловещих книг. Сжимаю губы в тонкую - плотно - линию. Пусть смерть коварна - я не уйду за ней.
А небо такое синее. Смертно-синее. Я за всю жизнь не видал ничего синей.
Чем холодней, чем ярче и золотистее - тем жестче сердце (мхом порастет вот-вот). Я за всю жизнь ни разу не верил в мистику, но пью это варево - горло до слез дерёт. Кашляю резко, хрипло, неудержимо и - пора идти. По венам струится ток. Возле забора цветет запоздало жимолость. Стынет в стакане последний на дне глоток.
Я знал, что наша победа нам не достанется: давно, обреченно, загнанно это знал. Убит - и убит. Какая тут, к черту, разница. В бою даже лучше, чем смерти ждать допоздна. Но слов последних сразу сквозь кровь не вымолвишь. Я зверь отчасти. Я человек на треть.
Я за всю жизнь ни разу не верил в выигрыш.
А небо такое синее - озвереть.
(с) ...Хрусталь...
Но себя не заткнешь. Предчувствие есть предчувствие. Залегло в душе - речной подколодный сом.
...Он входит в дождь, промокший, седой, взлохмаченный, без лишних слов садится на ветхий стул. Точно такой, как в кошмарах моих горячечных: широкоплеч, подтянут, устал, сутул. Тот, кто меня вытаскивал в миг опасности, тот, кому был я верен - сбежавший пес. Все расплывалось во взгляде кругами красными, слышался крови в ушах бесноватый плес, некому было спасти, заслонить, помиловать... Он появился. Мы встали там вдвоем. Тот, кто тогда помог мне собраться с силами, дал мне едино верный в пути подъем, кто старше меня по опыту и по званию, кто мне помог в лохматом и злом году. Но все неважно. Важно - меня позвали, и...
И значит, я еще верен, и я иду.
***
Чем дальше, чем страшнее, бесповоротнее - тем ярче синева средь прострелов туч. И кровь - не кровь, а варево оборотное, из жил стремится, тянется на лету, вот-вот натянет грудью на злое, острое... Я расправляю кожаный воротник. Опавший лес поднялся костлявым остовом, листва шуршит - страницы зловещих книг. Сжимаю губы в тонкую - плотно - линию. Пусть смерть коварна - я не уйду за ней.
А небо такое синее. Смертно-синее. Я за всю жизнь не видал ничего синей.
Чем холодней, чем ярче и золотистее - тем жестче сердце (мхом порастет вот-вот). Я за всю жизнь ни разу не верил в мистику, но пью это варево - горло до слез дерёт. Кашляю резко, хрипло, неудержимо и - пора идти. По венам струится ток. Возле забора цветет запоздало жимолость. Стынет в стакане последний на дне глоток.
Я знал, что наша победа нам не достанется: давно, обреченно, загнанно это знал. Убит - и убит. Какая тут, к черту, разница. В бою даже лучше, чем смерти ждать допоздна. Но слов последних сразу сквозь кровь не вымолвишь. Я зверь отчасти. Я человек на треть.
Я за всю жизнь ни разу не верил в выигрыш.
А небо такое синее - озвереть.
(с) ...Хрусталь...
Держит глаз, и верится в каждую строчку.