По пятнистым сырым листам рисовать водой. Растеклось по небу солнце - последний тюбик.
Ты всего так полон - до горлышка, от и до:
Это, в общем, правильно - то, что тебя все любят.

Потому что смотришь - и кажется, любишь сам, словно платишь за фейерверк, чтобы все смотрели. Вот твой первый кадр, и ветки по волосам, вот второй щелчок - ты замер, завис в апреле. Я смотрю исподлобья, ты сильный, большой магнит, и внутри тебя стучится душа о стенки. Я шучу, как джокер. Ты - словно криптонит, я теряюсь блеклой кляксой в твоем оттенке. В тебе ночи лета, звездные до конца, когда небо такое черное, нефтяное, заходящиеся до хрипа, до дна сердца. В тебе то поет, что плачет во мне и ноет. В тебе то горит, что выжгло меня совсем. Мне не завидно - нет, ни капли. Не это чувство. В тебе светят огни красных кнопок и тех систем, что как Матрица: в общем, знаешь по тексту. Густо растечется жаркий, теплый искристый свет, просочится в пальцы, в синие сетки венок. В тебе вышивка искусна по канве, в тебе желтые синяки, острота коленок, в тебе кролики и олени, болезнь и гнев, в тебе птички с розовой грудкой поют на ветке. Раз посмотришь - и рыба, бьющая на блесне, и пятно помады, стертое на салфетке, сигаретный пепел мягкий, пустой балкон, на ремне под пряжкой трещины от мороза.
Подняв голову, ты глядишь: прирученный конь. До крови все губы искусаны от невроза.

И ты весь - овечий факел да головня, да особый, внутри дрожащий до цвета голод.
Я молчу. У меня внутри - только полменя.
Издохшие бабочки. Пара затяжек.
Кола.

(с) ...Хрусталь...