По утрам Иванов, который живет на крыше
(Мы-то думаем, что на крыше, а так-то выше) -
Ну так вот, Иванов просыпается на рассвете,
Протирает небесный свод, выпускает ветер
И новое солнце в рыжих смешных лучах,
А потом - на работу, на ходу допивая чай.
На работе - обход, отделение - шесть палат.
Иванов прячет крылья под белый как снег халат.

Ближе к вечеру Иванов, что живет на крыше,
Улыбается реже, а ходит плавней и тише.
И прощаясь с медсестрами - белой веселой свитой -
Иванов прячет крылья под теплый вязаный свитер.
Он идет домой сквозь подъезды, дворы и арки.
Приближается Рождество, пора готовить подарки.

Приятель в Стокгольме хочет новый пропеллер,
У Тэнгу из Осаки опять истрепался веер,
Коллега из Греции просит перьев и воска
(Но их раздобыть как раз таки очень просто).
Сеньора Бефана - почтенная римская донна -
Сетует: метлы нынче из силикона,
А ей бы простую, из ивовых гибких пруть...
И тут Иванову боль разрывает грудь.

Чужая, немилосердная, злая боль -
Забыть бы о ней, не слышать - ан нет, изволь,
Раз вызвался сам туда, где врачи бессильны...
Иванов встает у окна, расправляет крылья -
И летит, обгоняя сирены, минуя пробки,
Быстрее, чем мысли в его черепной коробке,
Быстрее - к окну, на карниз, через подоконник -
И бережно чью-то душу берет в ладони.

Душа безмятежна, доверчива, как котенок,
Ложится клубочком в теплых его ладонях...
Иванов осторожно ее возвращает назад
И только тогда смущенно отводит взгляд.

Улыбается виновато: "Уж извините,
Забыл вам представиться.
Я - ваш ангел-хранитель".