В городе, малом, как крошка на скатерти,
В доме, чей возраст достоин почтения,
В скромной квартирке с дешевенькой мебелью
Жили три брата, наверно, с рождения.
Только вот знали их разве что издали,
Редкий сосед замечал их на лестнице.
Кто-то шепнет, мол, совсем нелюдимые,
Кто-то и вовсе тайком перекрестится.
Верно, недуг, что добрался до каждого,
Сделал их теми, кто прячется за угол?
Их пожалеть бы, да слухи не жалуют:
Братья как будто отмечены дьяволом.
Слухи ползут сквозь подъезды и улицы,
В миг разветвляются в свежие трещины:
Кажутся братья до ужаса странными,
Что-то в них есть... бесконечно зловещее.
читать дальше***
Старший ослеп, лишь семнадцать исполнилось.
Синь его глаз побелела до инея.
Лишь со стены его маленькой комнатки
Прошлое с грустью взирало картинами.
В том же году тьма настигла и среднего.
Слух потерял остроту до беззвучия.
То, что когда-то звенело мелодией,
Стихло на дне бесконечно зыбучего.
Год оказался жесток и для младшего.
Хворь впилась в горло, как будто умышленно:
Вырвала голос сначала до хриплого,
Но через день даже этот был выброшен.
***
В городе, малом, как крошка на скатерти,
В доме, чей возраст достоин почтения,
В этот четверг, до сырого нахмуренный,
Люди с утра пребывают в волнении.
Кто-то глядит, что творится под окнами,
Кто-то стремглав даже вышел на улицу.
Диво какое: в их маленьком городе
Серый феррари зачем-то паркуется.
Некий мужчина, красивый до вымысла,
Молча прошел мимо группы собравшихся.
И в подтверждение «Он что ли к проклятым???»
Тут же в дверях поприветствовал старшего.
***
Гость, усмехнувшись, прошелся по комнате
И произнес издевательски ласково:
- Слышал, отцу договор не понравился...
Старший кивнул:
- Ты пришел позлорадствовать?
- Что ты! Отнюдь! Я пришел посочувствовать.
Знал, что так будет, но вы же не слушали.
Я же до хрипа кричал вам: заблудитесь!
Раз мы о людях, надейтесь на худшее.
Да, они видят, но то, что им нравится,
То, что добавит им чуточку гонора.
Если же кто-то нуждается в помощи,
Слепнут они удивительно вовремя.
Да, люди слышат и речи, и музыку,
Сплетня для них так совсем упоительна.
Только вот спросит их кто-то о помощи,
Глухи они, точно улицы Припяти...
Да, разговорчивы. Ох, разговорчивы.
Каждый судья, и палач, и надсмотрщик.
Тайну сболтнуть, заклеймить или высмеять,
Но никогда - предложить своей помощи.
Вы поплатились за самых уродливых,
Тех, кто не стоит ни слез, ни прощения.
Я вам верну, то что вами утрачено,
Только признайте свое поражение.
***
В комнате стало так тихо, как в космосе.
Время застыло в пустом онемении.
Гость напряженно смотрел на трех юношей,
Чтоб уловить в них хотя бы сомнение.
Старший вздохнул и ответил задумчиво,
Точно не знал, как сказать это правильно:
- Брат мой, неужто рассмотришь ты каждого,
Глядя в толпу. Без лица. Безымянную.
Массы и глухи, и слепы, и яростны,
Точно стихия, что вдруг вырывается.
Есть и другие. Пускай единицы их,
Но из-за них ты еще ошибаешься.
Гость улыбнулся до снежного холодно
И произнес, раздраженно нахмурившись.
- Брат, люди святы лишь в их одиночестве.
Чист только тот, кто не вышел на улицу.

(с) Deacon