У каждой уважающей себя Мальвины есть запретный чулан. Но она же хорошая девочка (с)
***
У других людей как по писаному -
Свадьба, детки, могилка общая или развод.
А я сижу, ноги свесив, страницы пролистываю.
У меня в голове ветер гуляет который год.
Десятифутовый шквал, прямо с мыса Надежды,
Разбил вдребезги все пролёты моих окон.
Осколки в сердце моём - ничего не будет как прежде,
Я уже не дышу, не способная даже на стон.
Из Долины ветров залетевшие гималайские гости
Продувают душу мою до остова, насквозь,
Плоть сдувают, обнажая до самой кости.
Но не ярость это, не гнев и даже не злость.
Внутри меня легко и вольготно гуляет ветер,
Беспрепятственно сметая всё на своём пути.
«Я свободен» - не лучшая мантра на этом свете -
Не поможет, когда тайфуны рвут тебя изнутри.
Пробирает до основ аргентинский памперо¹,
Даже голые кости от холода чуть дрожат.
И уже не способна согреть вера,
Колким инеем покрывается взгляд.
А этот, почти нежный, прилетевший с мыса Горн,
Ласково лижет белые пики моих костей.
Он легонько шелестит битым стеклом,
Я пытаюсь понять, что осталось во мне теперь.
Так и стою я, продуваемая всеми ветрами,
И венцом надо мной - воронка из осколков стекла.
Но что делать, даже шторм сильнейший не гасит пламя.
Что мне делать - я сама себя прокляла.
У других людей как по писаному -
Свадьба, детки, могилка общая или развод.
А я сижу, ноги свесив, страницы пролистываю.
У меня в голове ветер гуляет который год.
Десятифутовый шквал, прямо с мыса Надежды,
Разбил вдребезги все пролёты моих окон.
Осколки в сердце моём - ничего не будет как прежде,
Я уже не дышу, не способная даже на стон.
Из Долины ветров залетевшие гималайские гости
Продувают душу мою до остова, насквозь,
Плоть сдувают, обнажая до самой кости.
Но не ярость это, не гнев и даже не злость.
Внутри меня легко и вольготно гуляет ветер,
Беспрепятственно сметая всё на своём пути.
«Я свободен» - не лучшая мантра на этом свете -
Не поможет, когда тайфуны рвут тебя изнутри.
Пробирает до основ аргентинский памперо¹,
Даже голые кости от холода чуть дрожат.
И уже не способна согреть вера,
Колким инеем покрывается взгляд.
А этот, почти нежный, прилетевший с мыса Горн,
Ласково лижет белые пики моих костей.
Он легонько шелестит битым стеклом,
Я пытаюсь понять, что осталось во мне теперь.
Так и стою я, продуваемая всеми ветрами,
И венцом надо мной - воронка из осколков стекла.
Но что делать, даже шторм сильнейший не гасит пламя.
Что мне делать - я сама себя прокляла.
Примечание: