Осень-осень, ты золотом пишешь сумерки, и печенье ломается, как песок. Мы с тобою вместе однажды умерли, не спросив «кто там?», не смотря в глазок, не ответив «нас дома нет, придите через часок». А за дверью: две пули в сердце, одна – в висок.
Но потом ты сумела собрать себя да и выспаться, починить себя, ряд пуговиц перешить. И пока я звонила в скорую и милицию и шептала тебе «родная моя, дыши», ты сменила все грани бродячей своей души, отложила спицы, взяла ножи.
Ты подросток – маленькая Вселенная, пули просто – в мусорное ведро.
Я все жду, когда же взорвут сиренами скорая и милиция весь наш двор. Я боюсь, что раны твои откроются, забывая искренне про свои. Ты же мне советуешь успокоиться от такой отчаявшейся любви. И пока мечусь я с бинтом и ватою, думая, что вот и пришел конец, ты себя не чувствуешь виноватою, тянешь мятный ласковый леденец, говоришь, что в сердце любовь – свинец, говоришь, что листья такие красные – весь бы мир засыпался через край…. Над тобой я, бледная и несчастная, причитаю: «Только не умирай».
Но зарей одетая и обутая, ты уйдешь, оставив меня в тиши.
Скорая, конечно же, перепутает улицы, квартиры и этажи.
И, закрывшись от утренних пуль чужих,
Я в который раз решусь тебя
пережить.