Я никогда не менялась, я просто все более становилась собой.
Моя маленькая детская сказка,
В один миг кровью омылась.
И как бы я не старался,
Навеки со мной простилась.
А я хватал ее за руки,
И так просил остаться.
А она, будто ошпаренная,
Бежала все дальше и дальше.
И уже догнать не пытаясь,
Преклонил я свои колени.
Ты хотел так стать взрослым, помнишь?
Становись! В чем теперь проблема?
А я плакал и резал вены,
И все звал ее неустанно.
Но вокруг меня Тьма сгущалась,
Повзрослел-то я слишком рано.
А я звал ее и молился,
И метался по мягким стенам.
Я кричал ей, что было силы,
Идиотским больным куплетом.
А однажды люди в халатах,
На спине мне связали руки.
И тогда я тебя увидел,
На секунду, сквозь боль разлуки.
А в палате, где окна в решетках,
Ночью лунной я стал свободным.
Моя детская сказка вернулась,
В шрамах вся, подошла к изголовью.
И в слезах весь, тянул я руки,
И шептал, что я был кретином.
А она лишь слегка улыбнулась,
И глаза мои вновь закрылись.
В один миг кровью омылась.
И как бы я не старался,
Навеки со мной простилась.
А я хватал ее за руки,
И так просил остаться.
А она, будто ошпаренная,
Бежала все дальше и дальше.
И уже догнать не пытаясь,
Преклонил я свои колени.
Ты хотел так стать взрослым, помнишь?
Становись! В чем теперь проблема?
А я плакал и резал вены,
И все звал ее неустанно.
Но вокруг меня Тьма сгущалась,
Повзрослел-то я слишком рано.
А я звал ее и молился,
И метался по мягким стенам.
Я кричал ей, что было силы,
Идиотским больным куплетом.
А однажды люди в халатах,
На спине мне связали руки.
И тогда я тебя увидел,
На секунду, сквозь боль разлуки.
А в палате, где окна в решетках,
Ночью лунной я стал свободным.
Моя детская сказка вернулась,
В шрамах вся, подошла к изголовью.
И в слезах весь, тянул я руки,
И шептал, что я был кретином.
А она лишь слегка улыбнулась,
И глаза мои вновь закрылись.