Где-то рядом, под левой ключицей, моя печаль.
Расскажи, о чем тает снег, и почему - в меня
Грязных слез вода талая? А горечь губ - миндаль.
Это просто приснилось, и это была не я.

Это просто мой страх весны: страшно не успеть.
Разбежаться в небо, в общем-то - не летать.
Открывать свой рот, тоже - еще не петь.
А как любят, знаешь? Взять за руку. Не дышать.

Я дрожу от внезапных звуков, пугаюсь лестниц, лиц,
Все чужое и новое, заново не мое.
Провожаю в апрель сумашедших, облезлых птиц,
Что кричат мне в окна: "Не зря ведь твое чутье!"

Чай и сахар, и пепел, и тусклый свет,
Все иную имеет душу, все стало - хлам.
Говорю, как всегда, со стенкой, она в ответ:
"Так всегда бывает, зачем было пополам?"

А вода и не капает даже, она - течет,
Мерный гул заменил выводящее из себя "кап-кап".
Я смотрела в окно, но оно меня не спасет.
Хоть смотри из него, хоть в него, хоть как.

Превращать сердце в тексты - моя нужда,
Оловянные строчки строят солдатов-букв.
Что за глупость такая "хочу быть тебе нужна"?!
Ты же взрослая. Воздух упрям и груб.

Разрыдайся и брось в отражение что-то потяжелей.
Совершенство разбитых зеркал иногда так ласкает взгляд.
Красота задохнувшейся нежности плачет во мне, а с ней
Наполняет размеренно жилы самый опасный яд.

Часом раньше она вышивала на коже своей "прости",
Сидя вжавшись клубочком в грязный кусок стекла.
В голове слишком громко стучало "не можешь - так отпусти!"
А вода рядом, кстати, не капала, а текла.