А. Гуницкий

И многое останется при нас

(всего скорее – даже большинство).

Шесть-пять, четыре-три, два-раз-два-раз –

Вы слышите? - не слышит ничего.

А мне казалось, что его мостов,

лиановых, волшебных, невесомых,

прекрасней нет. Но воробьи на стол

уселись. И у стен Жилого дома

мы не пропустим левый поворот –

а там даже не тёмные аллеи…

Проходит день, проходит месяц, год,

а человек болеет и болеет –

и он уже не силится упасть

в объятия мохнатого асфальта,

он трёт мочалкой розовую грязь –

стекает смальта.

Когда, пройдя в полуденной тиши

засвеченных июньских фотоснимков,

мы не заметим ни одной души –

а лишь тропинку,

и самолёта злого борозда

на этом жирном васильковом поле

нас не потянет больше никуда

(к себе – тем боле),

тогда поймём, что кто бы ни носил

из нас очки прозрачного сумбура,

я не увижу реку Оккервиль –

а Вы Понуру.