Сегодня осень хоронила лето, И у болота плакал коростель. И скорбным солнцем больше не согрета Зеленая остывшая постель. Швыряет ветер птиц беспечнокрылых, И те летят комочками земли В слепое небо (свежую могилу), И исчезают в сумрачной дали.
Это не страшно - иссушенный зимний воздух, В сердце струна прозвучит пробужденной песней. Мир был во имя нас зарождён и создан, Просто затем, чтобы мы оказались вместе. Видишь - огонь танцует в моих ладонях? Слышишь поющий ветер на кромке крыльев? Нас было двое проданных и бездомных - Важно лишь то, что мы все-таки - помнишь? - были. Нас продавали - за горсть полустёртой меди, Нас убивали - и красили кровью ткани. Нам подарила осень одно бессмертье, И наделила разными именами. Это не страшно. Ты просто об этом вспомни. Долгие ночи - мороки и бессилье. Но нас не тронут, я знаю, что нас не тронут - Осень обоих безумьем одним крестила.
мы старые боги, недобрые боги, нас бездна рожала на скальном пороге и острые камни нам резали плечи, и ночь принимала в свою бесконечность, крутилось безумие в вихрях песочных и лоб пробивало стрелой одиночной, и вешало орден ночных офицеров, неся нас по миру в своих хелицерах. висящие камни, звенящие камни, клыками кровавыми месяц раздавлен, напитаны соком сверкающим нити, мы виснем на них, чьи-то тайны похитив; завещано, вложено, вязью написано: делиться поступками, жизнями, мыслями, сосуды растресканы, вылито влитое, стекло не удержит волну монолитную, пустое валяется, скалится черепом, смеётся, нам тоже смешно до истерики. до лиц гуинпленовских, глаз закатившихся, зачем нам жалеть, да о чём-то несбывшемся? усыпаны головы пеплом малиновым, нас рвёт изнутри наших душ исполинами, ничто не меняется, ртуть неподвижная лежит на губах, поцелуями выжжена проклятая клинопись, выцветший заговор, но мы не прочитаны древними магами, но мы не привязаны клейкими клятвами и чистое наше ничем не запятнано, не вытерто бытом, не сломано временем, не сжато чужими худыми коленями, мы цельны, свободны, пусты до предела, нам небо завидует - но что с этим делать?
@музыка:
Heather Dale – Mordred's Lullaby
@настроение:
про заглавные буквы пожалуйста не надо
- Не стоит, маркиз. Уже вечер настал. Позвольте подать Вам ужин? - Хочу, чтоб вино наполняло бокал... - Оно не наполнит душу. - Забавно... Слуга говорит о святом. Тогда расскажи о боли... Как жить в этом доме, увядшем, пустом? - Как птицы живут в неволе. - Как птицы - в неволе? Они не живут.Им клетки безумно мало. - Однажды забудут закрыть. Они ждут. - А если крыло сломали? - Крыло заживет. - Жаль, не больше блохи такая надежда. - Что же...Тогда в аргументах - мой опыт слуги: от блох избавляться сложно.
Холодно. Сон предрассветный раскинул объятия Вьюжные. Кружит, наводит мороки, хихикает, Разрисовав, словно стекла, ижицей, ятями Щеки замерзшие. Сердце тихонечко тикает, Шепчет: “Тук-тук”. Очень холодно. В пропасти снежные Спрятаться. Не просыпаясь. Прижаться и выплакать Тысячи детских имен. И проснуться от нежного Ветра, что гладили за ухом руки. Но липкие Мысли баюкают, тихие, зло-паутинные, Томно-тревожные, снова, когда принесенная Горсть снежной пыли растает, уйдет, чтобы длинными Днями-секундами чувства исследовать сонные, Чтобы наполнить ладони вдруг жадными, жаркими, Жгуче-напрасными… Считывать, сглатывать линии, Став лишь на миг хиромантами… Утро. И шаркая - В город с колючим, шершаво-асфальтовым инеем. Холодно. Бело-стеклянно и призрачно-матово Светят вдоль улицы, пляшут с сутулыми скрипками, Громко смеются и скалятся: “Леди, ну то-то вы… Так и живете мечтами, словами, ошибками?” Холодно. Скачут вокруг. Приглядишься – и, кажется, Улицы серы, безлюдны, зеркальны витринами. Смехом безумным зальешься, и мир как-то смажется… Снег. Что же делать? Ведь ночи всегда слишком длинные.
Положи мои руки на свой раскаленный лоб. Заберу лихорадочный жар ладонями, Поцелуем сниму озноб, Тишиною прохладной сменю агонию.
Я могу сделать так, чтобы стало теплей. Молоко подогрею, поставлю чай... Что уж там - поверну реки вспять! Только ты никогда не болей. А я рядышком лягу спать.
Не надо мне ни рычага, ни точки опоры. Мир и так перевернулся. (с)
Больше света!.. Боже, как давят стены.. Мне бы только каплю - глотнуть Вселенной. Умирать - не страшно, когда Геенна Каждый вечер горячкой целует в лоб. Мне бы место - в самом далеком склепе. Чтобы грели сердце ветра да степи, Положи тетрадей сгоревших пепел В мой балладно-хрустальный гроб.
Валуном огромным закрой проходы. Не носи к могиле Живую воду. Умирать - не больно, когда природа Потеряет разум с моим концом. А потом, наверное, день на третий, Заалеет небо ударом плети, Слишком поздно ты, наконец, заметишь, Что у бури - мое лицо.
Лишь немного губы дрожат в оскале.. Не дыши! Ни звука! Смотри, я - Кали. Я танцую, небо обняв руками. Каждый мой поцелуй для него - ожог. И обуглены звезды, и гуще тени.. Не кричи. Не бойся. Смотри, я - Феникс. Где-то там - ты слышишь? - с гремящим "Veni" Просыпается новый Бог.
* Tibi et igni - латинское "Тебе и огню". Изначально фраза подразумевает "Прочти и сожги" * Больше света! - последний возглас И.В.Гёте перед смертью * Veni - из выражения "Veni. Vidi. Vici" - "Пришел. Увидел. Победил" Цезаря
...Этим утром - последний выстрел, шальной патрон. Больше нет, от злых предчувствий гудит нутро, скоро снова наружу - льдом заполнять ведро, а воды осталось - хватит едва умыться. Сводит голодом до кислоты меж замерзших губ. Кто остался в ночь за дверью - замерз в снегу. Так быстрее, чем голодать или ждать цингу, в четырех стенах срываться и биться птицей. Так быстрее, и кто-то выбрал такой исход: вышли в ночь, к утру замерзли до потрохов. Не дойдут до нас ни лошадь, ни вездеход, да и есть ли кто там, кроме снегов и неба?
За дверьми - горючая постьъядерная зима. Завывает в щель, и как не сойти с ума, когда крыс полны последние закрома, и ни корки хлеба? Иногда мне снится лето, последний год, когда не было ни страха и ни снегов, когда реки полнились рыбы, поля - стогов, и не надо жрать собачатину и солому. Я тогда вспоминаю солнце, бульвар, детей, когда дрожь внушала заповедь "не толстей", когда мерили хлеб не дольками от ломтей, когда мы смеялись и тревожились по пустому. А теперь - как ни метаться, ни выживать, всё одно - воды не хватит, к концу дрова, когда шаг шагнешь - и кружится голова, потому есть нужно чаще, чем в двое суток. Нас тут трое. От Евлампии пользы ноль: лет под семьдесят, от мороза в суставах боль, а от дрожи в пальцах нет, да просыпет соль. Иногда вдруг покажется - мутен у ней рассудок. Есть и Степа - лет одиннадцать, чей-то сын. В первый месяц его мать растерзали псы, Степка бегает и жалит быстрей осы. Впрочем, годен ли в помощники недопёсок. Ставим битый чайник, воду ковшом цедя, и не прав был дед - обходимся без вождя. А уж если остановимся, не дойдя - ни креста и ни гробов из дубовых досок. читать дальше У меня ружье примерзло почти к рукам, кожа выцвела, и прозрачнее молока, а одежда - пестра, затаскана, шутовска, словом, это всё, что найти удалось при бегстве. Я стреляю лучше папы, быстрей, чем брат, я хочу обратно в город, хочу назад, но над городом застыл ядовитый смрад. Ничего хорошего, в общем, в таком соседстве. Никаких тебе колец, никаких серег - знай смотри сквозь щели в окна, смешной хорёк, и моли, чтоб кто услышит - тот и берёг, потому что разве выжили в мире боги? Вылезай под утро, тьма отступает чуть, и мороз такой - ружье прирастет к плечу, и иди, отводя глаза от домов, лачуг - кто в них жил? а кто в них спасся, унёс кто ноги? Не осталось зверья и птиц, кроме лис и сов, за полгода люди поймали последних псов, снег скрипит, нигде не слышится голосов. Черной мушкой перед глазами маячит голод. Нет по рации связи - Стёпка не раз искал, если где и есть - не ловит издалека, хоть бы льдом не покрылась лямка от рюкзака!.. Нивы сжаты жнецами, рощи, конечно, голы.
На любой сторонний звук - вмиг взведён курок, притаишься и опускаешься на бедро: ищешь, кто здесь, смотришь в оптику, на зеро, мало ль кто завелся после зимы и смерти? Отдышаться, отоспаться - не знать, не сметь, только гнуть черту, пока в жилах клокочет медь, пусть воды ни капли, на день осталась снедь - нам завещано: выживайте, боритесь, верьте. Потому что Евлампии надо тянуть до ста, потому что Стёпа не жил еще ни черта, потому что я замерзла и не сыта - нам пилюлю не растерли, не подсластили.
Срезать волосы - покороче - тупым ножом, и глотать из фляги спирт, что гортань ожжёт. Что глядишь, чужак, не похожа на ваших жен? Так и ты не похож на воина, уж прости мне.
Она украла у меня кусочек неба. А я забрала у неё глаза. Теперь мой голос - её небо. А пустота - её глаза. Она приходит и уходит. Но возвращается всегда. Она не видит солнца в небе, Ведь её солнце - это я. Я вырву сердце у неё, Разрежу на кусочки душу. Я напою её нектаром боли, Заставлю танцевать марионеткой. Я уничтожу в ней весь мир. "Иди ко мне, моя зверушка.."
Не смотри, как входят те двое в черном. Сероглазая Эльза, скажи мне, какого черта Ты каждый раз прогоняешь меня из чарта, Где снаружи зелень, внутри брусчатка? Потом в тишине всегда засыпаешь чутко, Сто раз мокрой спичкой чиркнув. Навсегда уходя из дома, забыть перчатки, Каждую ночь становиться чьим-то, Всю жизнь говорить о чем-то.
Не смотри, как падает на пол гильза. Сероглазая Эльза, скажи мне, какая польза От того, что ты носишь в себе обузу, Кто каждую ночь подступает к тебе обозом, Непрошеных мыслей тяжелым грузом, Последнего слова инертным газом? Где теперь все эти серьги, браслеты, бусы? Я смотрю на тебя, и мои вопросы Тают во рту, как кусок арбуза.
Не смотри, как льется вино по коже. Сероглазая Эльза, скажи мне, наверняка же Ты знаешь, что я остался почти таким же, Что каждый из нас подумает или скажет. Закрывай глаза, в бреду опускайся ниже, Падай к ногам и не думай об этом даже, Не гадай, кому это было нужно, Кто кем обласкан, а кем обижен. Сероглазая Эльза, все, что осталось важным - Не смотри, на то, что сейчас я вижу.
Я знаю только, что смерти нет, что жизнь одна идет за другой, что после ночи опять рассвет и нам познать не дано покой. читать дальшеЯ знаю только, что тьма живет не где-то там, за границей снов — она повсюду. Ложится лед ее дорогой в чужую кровь. Я знаю только, что боль страшна. Я даже помню, как рвется крик. В груди рождается пустота — я вечно лгу, что я к ней привык. Я знаю многое о Богах, я помню восемь секретов тьмы, и тонкой нитью в моих руках дрожат чужие плохие сны. Ко мне приходят задать вопрос о самом важном, о смысле дней, и каждый, кто приходил, унес ответ о первой из двух дверей. Река течет уже много лет, я пью, и память моя полна. Я знаю только, что этот свет извечно дарит чужая тьма. Я вижу небо, в котором лед застыл навеки. В чужом огне ты греешь руки, но только вот тепло вернется опять ко мне. Я жду утра, зажигать свечу нелепо — время идет к шести. Ты слышишь больше, чем я молчу — я вправе жизни людей плести.
Река течет в темноте сквозь сны, Я помню каждый твой шаг на ощупь, Но знаешь — это дорога тьмы, И тенью быть ненамного проще.
Я знаю. Мне бесполезно лгать. Вплетает в песню ответы ветер. Когда меня ты устанешь ждать — Ты снова вспомнишь, что здесь нет смерти. 24.12.12
Одно неосторожное движение - и ты розенриттер. (с)
Спи, сынок, ведь холодная ночь длинна. Морок чертит оконные витражи. Но ты знаешь, что скоро придет весна, А пока остается любить и жить.
Год не терпит подсказок и телеграмм, Их мешая с трухой пролетевших дней. Спи, сынок, ведь холодная ночь темна, И вовеки не будет ее длинней.
Снежной лебедью пляшет среди пурги Седокосая ведьма из древних саг. Льдистый след от касанья ее руки Освещает беззвездный бездонный мрак.
Нынче время легенд, что застыли вдруг, Заковавшись морозною синевой. И коль скоро пророчества нам не врут, Значит старые боги придут на бой.
Одноглазый мудрец предречет беду, И Привратник уже протрубил в своей рог, В эту самую длинную ночь в году Созывая бессмертных на Рагнарек.
Я не сплю от того, что на этот зов Я должна отвечать, пока хватит сил. С каждым годом нас меньше, а враг суров, Тот, что вечный мороз в этот мир впустил.
Спи, сынок, я пока еще подожду, Пока ветер рассветный разломит лед. В эту самую темную ночь в году Совершается зимний солнцеворот.
Сон морозный истает под бой часов, Разметав и печаль, и тоску, и боль. Повернется извечное Колесо - С первым солнца лучом завершится Йоль.
Ночь полыхает северным знаменем, Время по льду неизбежно струится, Руки твои эти льдинки поранили... Знаешь ли, в сердце моем что творится? читать дальшеВечностью севера, памятью холода Я ворожила — все без толку было, Герда тебя не отпустит из города, Ставшего вдруг больше целого мира. Север не знает чужого тепла, Север боится огня даже в сердце, В льдинках укрылась поверхность стекла, С вечностью вряд ли возможно согреться. Здесь — пустота ледяного дворца, Северный ветер гуляет по залам, Тени — в углах, по рукам, у лица, Я бы себя и сама не узнала. Здесь — одиночество страхов и снов, Скалится небо в усмешке недоброй. Где ты теперь? В череде городов Ты потерялся, лишившись свободы. 14.08.11
Если вам будут говорить про меня гадости, верьте каждому слову, вы же стадо.(с)
Я останусь в тебе. Тёмными грозами... Светлыми росами... Розами поцелуев и - Звёздами. Наяву и во сне. Возвращаясь Рассветными грёзами... С юга - стаями длинными, Переливами Радуги в небе, И морскими приливами. Уходя - Наяву и во сне...
"Все уже когда-то было, все уже когда-то случилось и все уже когда-то было описано".
Ей восемнадцать. Быстра её речь и жесты резки, Носит джинсы с мужской рубашкой, цветные носки. На шее тату в виде ласточек, глаза ясны, А в словах столько наивности и простоты, Что не стоит труда навести мосты.
У него глаза темны и суров его взор. Ему за тридцать, он опасен, её разговор – Девичий трёп о шмотках – для него сущий вздор. Он – чёткая прямая линия, мгновенно спор Переходит в наступление, и он взглядом – в упор.
Но вот эта девочка рядом с ним Вызывает нежность из самых глубин, И хочется слабым быть или больным, Но только б глаза цвета северных льдин Лучились теплом. С ней он не один.
Он временами целует её в губы, временами – в лоб, Временами злится на неё, попивая шот, Временами оттаивает и шепчет на ухо «мой кот», Временами пишет что-то поэтическое в блокнот. И она так счастлива с ним, только вот
По законам жанра такая любовь не живёт: Он от неё уйдёт уже через год.