***
Правь меня, режь меня, тонок нож твой, рука тверда,
не люби меня, не жалей меня, моя радость, моя беда,
так последний патрон в висок, не догонишь, не обойдешь,
так распахнуты ребра мои, принимая нож.

Моя радость, держи меня, нажимай сильней,
если это любовь, то я раньше ничего не знала о ней.

***
Возьми меня в дочери,
Возьми меня в сестры,
Возьми меня в матери,
А в жены не надо.

читать дальшеВеди меня к солнцу,
Держи мою руку,
Глаза открывай мне,
А больше не надо.

***
спрячься, зализывай раны, зубы ощерь,
раны проходят – а значит, пройдут и эти.
кто не спускался во тьму подземных пещер,
тот ничего не знает о свете.

***
Не отдам тебя ни зимнему холоду, ни чумному ветру,
не отдам тебя ни черному рву, ни ночному гостю.
Господи, какие между нами чертовы километры,
что влетают мне в позвоночник, как горячие гвозди.

Господи, какие между нами чертовы тучи
Обманутых ожиданий, нарушенных обещаний.
Только смерть позади лежит – и кто сможет лучше
верить, любить, тянуть из песков зыбучих,
чем тот, кто прошел насквозь через ад песчаный?

***
Шрам на левом запястье горит, открывается, жжет.
И кто скажет про нас «любовники», тот солжет,
ибо это страшнее страсти и больше любви,
это жуткое братство замешано на крови,
на текучей влаге, хлещущей из груди,
на огромной смерти, лежащей у нас позади,
ибо те, кто убил друг друга, ближе друзей,
прорастает кожа в кожу и тает в ней,
потому сейчас тяжело и понятно молчим.
два горячих нутра, смешавшись, станут одним.

***
Возьми мое тело, лечи мою душу целительным лезвием, острой прохладой.

Возьми меня в дочери,
Возьми меня в сестры,
Возьми меня в матери,
А в жены не надо.

***
…и отныне никто мне не страшен,
и даже я себе не страшна,
ветер начинается во степи, слышен крик грачиный,
не боюсь ни клинка, ни яда, ни мертвечины,
ибо я прошла через смерть и стою одна,
ибо ныне я больше, чем женщина и мужчина.

Я была расколота – ныне стала цела,
тонкий нож продлевает линии на ладони,
ветер громче становится, плачет, кружится, стонет,
поднимаются в небе серой волной вороны,
и отныне я – это я,
и дороги мои студены,
но идя долиною смертной тени не убоюсь зла.

(с) Лемерт

Уход не слышный,
Полет незримый.
Пока ты дышишь,
Беззвучно, с силой,
Цепляюсь в душу,
Держу на грани,-
Ты просто нужен.
Без оснований.

Без лишних споров.
Насколько хватит.
И приговором, -
Приказ "оставить"
Впиваясь в душу
Замерзшим взглядом:
Ты просто нужен.
Я просто рядом.

Когда накрывает Ночь мой город своим покровом,
Я мысль устремляю прочь и сбрасываю оковы…
Подолгу смотрю в окно на мрак, что дома окутал,
И красное пью вино – ни с чем его вкус не спутать.

О, как я хочу попасть за пределы высоких башен,
С разбега в воду упасть: там уже ничего не страшно.
Знаю, есть в мире край, где небо становится ближе!
В старину говорили: «Рай». И писали об этом в книжках.

читать дальшеНе ведет к Эдему тропа, травой заросла Граница;
Год от года стихает молва; остается лишь на страницах
Доказательство прошлых лет – Золотого, былого, века.
Исчез его призрачный след под умелой рукой человека…

Я не знаю, откуда во мне эта вера в Потерянный Рай…
Ночью он приходит во сне; утром разум твердит: «Забывай».
Не могу, не хочу позабыть, мир, в котором однажды бывал.
Буду бережно в сердце хранить, мир в котором нашел, что искал!

© Ardent Rain

Старо, как карта мира! - Лилль, Довиль,
Ла-Манш (клинок, хранящий непорочность) -
Мир постарел, проверил нас на прочность
И вывихнулся - так считал Шекспир.

Бинтуйте туже, здесь вам не трактир!
А голову мне все же не морочьте.
Уж если умирать - от боли корчась,
В крови! Не от микстур, не от рапир,

В соленых брызгах солнечного света
Грассировать над чашечкой гляссе
Простительно, коль скоро вы franсais.
Но раз "франсе" - извольте выпить это

И пить до дна - на дне! За мир, что стар,
За Dieu, за mon droit и Трафальгар.

У Больших надежд наступает Большой антракт,
Билетёрша хлопает ртом, закрывает дверь.
Задохнувшийся голос ползёт по сырой листве -
Ты завернут в него, как в истёршийся белый флаг.

Вещмешок: пара сотен костей, пара сотен фраз.
Но пока ты дышал ей в спину, ложась спать,
Ни одной смерти не грезилось вас украсть.
Привыкай теперь заново. Лето пошло на спад.

Бесконечное состязание двух пустот:
Расстояние от подушки - и к душевой.
Звук саднит под нёбом, как траурный анекдот.
Бела смотрит с плаката вниз, как сторожевой.

Удивлённое утро молчит в разжатых руках.
Закрывая глаза, утомлённые потолком,
Ты шагаешь с улыбкой в тяжёлые облака,
Воздух льётся сквозь пальцы -

Тёплое молоко.



Фото:  Iver N.

Ах, бедный мальчик из старой сказки.
Ты был поленом. Теперь ты счастлив?
Болят колени, спина, суставы…
Лет через сорок ты будешь старым.

Сейчас – веселье, а завтра – горе.
Тебя посадят! Тебя изгонят!
Для них ты – чудо, для них ты – странный.
Таких не любят… Таким не рады.

Ах, бедный мальчик, что ты наделал?
Еще не поздно молиться фее!
Тебе лишь надо убить живое.
Отдай мне сердце и будь спокоен!

От сердца боль, беспокойства, шрамы.
Оно ужасно! Ему нет равных!
Еще не поздно просить обратно.
Нет, ты не хочешь?.. Невероятно!

Ответь мне, мальчик. Все ждут развязки.
Ты был поленом… Теперь ты счастлив?
Тогда прощай, мой отважный воин.
Будь счастлив, мальчик. Ведь ты достоин.

Я пеной бело-кипенной
Растаю на восходе,
И незачем мне слушать,
И ты не говори,
О том, как были гибельны
Трагические всходы
Немыслимой, колючей,
Но все-таки, любви

Не жди меня, мама, из дальних, из странствий, я ветром подхвачен как лист придорожный, я с волчьими стаями маленьким Маугли бегу над землёй и не чувствую холода. Я, мама, стрела, что летит с резким присвистом навстречу бизону сквозь влажные заросли, я нож ритуальный над жертвой испуганной, цветок орхидеи, растущий над бездною. Бурлящая лава в котле вулканическом меня омывает твоими ладонями и дождь ледяной остужает мне голову твоими мольбами, твоими молитвами - ах, если б ты видела дно океанское, где я превращаюсь в большую жемчужину, ты мной бы гордилась и меньше бы плакала.
Прислушайся, мама - я хохот заливистый ребёнка бегущего в сад абрикосовый, я флейта, звучащая в сумерках греческих, я крик буревестника, шелест пергамента, ответь же мне, мама - неужто несчастлив я, неужто так страшен уход в запредельное? Мои водопады спадают каскадами и я растворён в них на свежие капельки, на влагу хрустальную, муть бирюзовую, разглажены камни моими потоками. Пусть, мама, друзья меня за руку дёргают, за ручку дверную, забитую намертво - хозяин отправился в дальнее плаванье и больше у берега не пришвартуется.
Ты, мама, меня научила бессмертию, свободу вложила мне в пальцы разжатые и я её принял, вдавил между рёбрами - так что ж теперь воешь ты зверем покинутым? Я молнии, рвущие тучи разрядами, ревущая буря над морем бунтующим, мне сладко и маятно в этом беспамятстве, тягучими смолами сердце пропитано, я весь бальзамирован маслом и травами, я пахну как степь, как древнейшее таинство, и пряди волос моих чёрными реками текут, повинуясь пульсации сущего. Смотри в меня, мама - я меч посеребренный, во мне отражаются звёзды далёкие: когда моя сталь выпьет кровь пятисотую и смоет проклятие, я выйду из лезвия, я снова пойду по подлунной реальности и стану легендой, красивой до ужаса - а может быть стану я веткою яблони, а может терновником, ярко пылающим...
Я, мама, тут искорка первого пламени, я мостик над пропастью, зелье алхимика, я часть мироздания, вымпел над башнями, кровавое сердце у статуи мраморной. Пути разошлись, паутина разорвана - к чему собирать витражи, жизнью битые? Я спящей красавицей здесь подработаю, а после сбегу в неверлэнд с диким хохотом - поэтому, мама, не жди возвращения, оставь меня, мама, в моих инкарнациях, в норе моей кроличьей, небе рокочущем, где душу мою переплавят в созвездие.

Месье, подождите, пожалуйста. Стойте, прошу вас! Мы, кажется, раньше встречались... Но вспомнить бы где. Я вас узнаю, по глазам, по улыбке, по скулам, по жестам знакомым, рекой отраженным в воде. А вы меня? Ну же, напомните мне, намекните. Ведь я точно вижу, вы тоже из наших, из тех. Пропитанный кровью мундир, или порванный китель? Простой редингот или старый фамильный доспех? Я точно вас... Может, семь сотен тому, в Дамиетте? В Провансе, что пахнет лавандою и чабрецом? Но мне так знакомо, как сладкий по-летнему ветер ласкает ладонями чистое ваше лицо. Бестактно, простите, но что с этим можно поделать. Я просто шла мимо, заметила, вздрогнула и... Я помню, что пуля рвала ваше тонкое тело, а кровь ваших ран пропитала ладони мои. И пахло то солью, то томным испанским закатом. Почти как в Провансе, но только бесплодней земля. И руки у вас - то ли стертые жестким канатом, а то ли от дымного пороха вечно горят.

Простите меня, я должно быть совсем позабылась, спеша по делам. Ведь ничто не вернется назад.

... Но что-то ведь было. Я помню и знаю, что было...
А в воздухе тяжко, и кажется будет гроза. Мосты оседлали холодную водную нитку, собравшую сказки, как бусины лунных камней. Становится вечер из нежного - жарким и липким. Но я вас узнала, и это прекрасно вдвойне, хотя и путем непривычным, нечестным, окольным, как струи воды, что дробят золотые огни. И это так больно. Светло и отчаянно больно. Как алая кровь, что сочится страницами книг.

Чувство внутри меня
Обширно и глубоко,
Его не выйдет облечь
В любое из наших слов.
Я взял бы звуки и сны
И с кровью своей смешал,
И создал новый язык ,
Где все слова лишь о том,
Как чувство внутри меня,
При вдохе давит на грудь,
И ребра мои трещат,
Пытаясь его сдержать,
На выдохе же оно
Внезапно теряет вес
И превращается в свет,
И ослепляет меня.
И кажется, если я
С тобою заговорю,
То жемчуг и лепестки
Осыплются с губ моих,
Но губы мои сухи
И сшиты швом потайным,
Могу лишь только кивнуть
И мимо пройти скорей.
А может уже во мне
Почти что и нет меня,
Нет места для нас двоих
В невзрачном теле моем,
И чувство во мне - чужак,
И все в новинку ему,
И воздух сладок и свеж,
И звезды к нему близки.
Когда придет наш черед
Обрушиться в никуда,
И мой потайной язык
Растает в небытие,
Над телом моим пустым
Поставьте камень простой
И напишите: "Любил", -
И более - ничего.