читать дальше
среда, 21 мая 2014
Это, верно, не лучший мир, но и я посчастливей многих: у меня нет стрелы. Есть желание стать стрелой.
Замок пуст, весною совсем безмолвен, зябко в школе – и в мае ладони мёрзнут, а знакомые тени шепчутся в изголовье, обступают кольцом, посматривают серьёзно. Мне всего лишь двадцать, поверить страшно, что я жив, когда многих мы потеряли, и заслуги оказываются неважны перед теми, кого здесь не удержали: не искавших ответов в чужих колодцах, верных слову – не палочке и мечу…
читать дальше
читать дальше
Это, верно, не лучший мир, но и я посчастливей многих: у меня нет стрелы. Есть желание стать стрелой.
Я услышал за жизнь сто песен про недолгость любой печали, сколько б попусту ни молчали, сколько дров бы ни наломали… только мой мир – он сер и пресен, жаль, мне этого не сказали.
Ранец – в руки, поправить лямки, пусть неровно и неуверенно, привыкаешь ходить с оглядкой на подуманное и сделанное. Ждать подмоги из ниоткуда, ветра – в собственных парусах? Остается не верить в чудо − верить ранцу в своих руках, бредить год как одним маршрутом да наматывать там круги. Смотришь в зеркало ранним утром – помнить детство довольно трудно: мир не знает тебя таким.
Собеседник я утомительный, и не вижу в себе хорошего, но стараюсь быть осмотрительней, прекратить возвращаться в прошлое: что в нем делать, раз нет заклятий, возвращающих нам мгновения, где вину мы могли загладить и легко получить прощение? Что с ним делать: маршрут неистинный, время вектор не изменило? Будто лодка у старой пристани в ожидании пассажира.
Впору взгляд и отцовский ранец, даже мамина неуклюжесть; жизнь смеется: «еще упрямец, отрицающий близорукость… вспомни, ну же, чему учили: верить в собственное, живое, ну а если не поумнеешь, − то хоть в будущее чужое».
В настоящем мне мало места, вид у будущего неважный, но мне все еще интересно, кто я, кем мог бы стать − однажды. Одуванчиком на ладони, детским смехом в чужом дворе… Разве выросшим бестолковыми полагается в октябре видеть четко и поминутно, ничем это не заслужив, жизнь свою в каждом новом утре, когда прочим – совсем не жизнь? Одиночество – лучший спутник и уж точно не предает, сам себе херувим-заступник − этот довод звучит разумно, только вряд ли ведет вперед.
Стань мне маятником над жизнью и дорогой от всех дорог…
может быть, ты тогда поверишь, что сам больше не одинок.
Ранец – в руки, поправить лямки, пусть неровно и неуверенно, привыкаешь ходить с оглядкой на подуманное и сделанное. Ждать подмоги из ниоткуда, ветра – в собственных парусах? Остается не верить в чудо − верить ранцу в своих руках, бредить год как одним маршрутом да наматывать там круги. Смотришь в зеркало ранним утром – помнить детство довольно трудно: мир не знает тебя таким.
Собеседник я утомительный, и не вижу в себе хорошего, но стараюсь быть осмотрительней, прекратить возвращаться в прошлое: что в нем делать, раз нет заклятий, возвращающих нам мгновения, где вину мы могли загладить и легко получить прощение? Что с ним делать: маршрут неистинный, время вектор не изменило? Будто лодка у старой пристани в ожидании пассажира.
Впору взгляд и отцовский ранец, даже мамина неуклюжесть; жизнь смеется: «еще упрямец, отрицающий близорукость… вспомни, ну же, чему учили: верить в собственное, живое, ну а если не поумнеешь, − то хоть в будущее чужое».
В настоящем мне мало места, вид у будущего неважный, но мне все еще интересно, кто я, кем мог бы стать − однажды. Одуванчиком на ладони, детским смехом в чужом дворе… Разве выросшим бестолковыми полагается в октябре видеть четко и поминутно, ничем это не заслужив, жизнь свою в каждом новом утре, когда прочим – совсем не жизнь? Одиночество – лучший спутник и уж точно не предает, сам себе херувим-заступник − этот довод звучит разумно, только вряд ли ведет вперед.
Стань мне маятником над жизнью и дорогой от всех дорог…
может быть, ты тогда поверишь, что сам больше не одинок.
вторник, 20 мая 2014
Когда не можешь идти - ползи. Когда не можешь ползти - найди того, кто тебя донесет.
После смерти мы прорастаем деревьями,
Рассыпаемся в вечности листопадами,
Застываем в земле корнями древними,
И стрекочем миг на коре цикадами.
На горах распускаемся льдом заснеженным,
А потом устремляемся ввысь крылатыми,
Опадаем дождями в моря безбрежные,
И солёными плавимся ароматами.
Мы клубимся туманом прибрежно-северным,
Оседаем росинками в листьях утренних,
Хоть и нет до конца совсем уверенных
В том, что так и должно всё быть, не спутано.
Мы за дверью звеним ветра музыкой,
И лохматим шерсть полосато-серую,
Мы – мечты обреченно-голодных узников,
Мы − загадка для тех, кто верует.
Принимаем в свои ряды подвешенных
На крестах, на огнях, над тлением,
Чтобы вновь проросли они сквозь трещинки
Молодыми ростками без мнемы бремени.
Рассыпаемся в вечности листопадами,
Застываем в земле корнями древними,
И стрекочем миг на коре цикадами.
На горах распускаемся льдом заснеженным,
А потом устремляемся ввысь крылатыми,
Опадаем дождями в моря безбрежные,
И солёными плавимся ароматами.
Мы клубимся туманом прибрежно-северным,
Оседаем росинками в листьях утренних,
Хоть и нет до конца совсем уверенных
В том, что так и должно всё быть, не спутано.
Мы за дверью звеним ветра музыкой,
И лохматим шерсть полосато-серую,
Мы – мечты обреченно-голодных узников,
Мы − загадка для тех, кто верует.
Принимаем в свои ряды подвешенных
На крестах, на огнях, над тлением,
Чтобы вновь проросли они сквозь трещинки
Молодыми ростками без мнемы бремени.

Я вами доведена до точки сборки. (с)
Милый, не бойся меня убить, но опасайся ранить
Я ведь была – сильной, это звучит странно:
Но я умела горло – рвать на последнем вздохе
Чтоб не дышать болью, я выбираю – сдохнуть.
Чтобы не пить крови, чтобы не жить - завтра
Чаша с твоей любовью горше любой отравы
Так цепенеет сердце от запредельной боли
И не дает согреться космический холод горя
Горе моей потери; дни тяжелы как годы
Ты же, через неделю, имя мое не вспомнишь.
Дай же последнюю радость - милость мизерикорда
Я обмелела – плакать, я потеряла - гордость.
Слышишь? – на той стороне луны гаснет аккорд органа
Это душа на ветру звенит, тонкая, как мембрана
Я ведь была – сильной, это звучит странно:
Но я умела горло – рвать на последнем вздохе
Чтоб не дышать болью, я выбираю – сдохнуть.
Чтобы не пить крови, чтобы не жить - завтра
Чаша с твоей любовью горше любой отравы
Так цепенеет сердце от запредельной боли
И не дает согреться космический холод горя
Горе моей потери; дни тяжелы как годы
Ты же, через неделю, имя мое не вспомнишь.
Дай же последнюю радость - милость мизерикорда
Я обмелела – плакать, я потеряла - гордость.
Слышишь? – на той стороне луны гаснет аккорд органа
Это душа на ветру звенит, тонкая, как мембрана
I'm that monster in the mirror.
Здравствуй,
мое Чудовище,
сколько годов минуло?
Снег, на луну воющий,
Землю казнил, не миловал.
На зиму я обреченная,
спасаюсь чаем и сказками.
Ночь, как заварка, черная,
дом красит кофейными красками.
Солнце метель убаюкала,
тихими вьюжными песнями.
Легкими льдинками-звуками,
мимо плывут дни и месяцы.
Что же, мое Чудовище,
как ты там, в неизвестности?
Не отыскал стоящей,
не-королевской, нежности?
Нет за спиной опасностей,
ведьм и болотной нечисти?
читать дальше
мое Чудовище,
сколько годов минуло?
Снег, на луну воющий,
Землю казнил, не миловал.
На зиму я обреченная,
спасаюсь чаем и сказками.
Ночь, как заварка, черная,
дом красит кофейными красками.
Солнце метель убаюкала,
тихими вьюжными песнями.
Легкими льдинками-звуками,
мимо плывут дни и месяцы.
Что же, мое Чудовище,
как ты там, в неизвестности?
Не отыскал стоящей,
не-королевской, нежности?
Нет за спиной опасностей,
ведьм и болотной нечисти?
читать дальше
Я вами доведена до точки сборки. (с)
Когда отойдут мои ночи, когда облетят цветы
Все будет, как ты захочешь. Как пожелаешь – ты.
Все будет по новой, классно – любовь потечет рекой.
И важно, что безопасно. И главное – не со мной.
Все будет, как ты захочешь. Как пожелаешь – ты.
Все будет по новой, классно – любовь потечет рекой.
И важно, что безопасно. И главное – не со мной.
Я вами доведена до точки сборки. (с)
Обожги меня взглядом. Моя усталость
Свернулась, как кровь на вчерашних ранах
Окажись на час рядом. Такая малость!
Твое имя начертано катаканой.
Окажи последнюю милость - выбрось
Из головы все ночные бредни.
Обаянье вулкана всего лишь выброс
Золы и пепла. А знаешь, в среднем,
У нас так может почти что каждый.
Ну, если строго - то каждый третий.
И каждый первый чего-то жаждет,
А если жаждет, то с ними светит
Дойти до черточки и до точки
Писать про влажное, терпкое - между
Колен, а потом построчно
Ловить любовь и срывать одежду.
Как много их - нас сегодня хочет!
Слезы, как выстрелы мимо цели.
Прости мне, - свобода удел одиночек,
Спаррингующихся в постели.
Обожги меня взглядом. Моя усталость
Свернулась, как кровь на вчерашних ранах
Окажись на час рядом. Такая малость!
Твое имя начертано катаканой…
Свернулась, как кровь на вчерашних ранах
Окажись на час рядом. Такая малость!
Твое имя начертано катаканой.
Окажи последнюю милость - выбрось
Из головы все ночные бредни.
Обаянье вулкана всего лишь выброс
Золы и пепла. А знаешь, в среднем,
У нас так может почти что каждый.
Ну, если строго - то каждый третий.
И каждый первый чего-то жаждет,
А если жаждет, то с ними светит
Дойти до черточки и до точки
Писать про влажное, терпкое - между
Колен, а потом построчно
Ловить любовь и срывать одежду.
Как много их - нас сегодня хочет!
Слезы, как выстрелы мимо цели.
Прости мне, - свобода удел одиночек,
Спаррингующихся в постели.
Обожги меня взглядом. Моя усталость
Свернулась, как кровь на вчерашних ранах
Окажись на час рядом. Такая малость!
Твое имя начертано катаканой…
Я вами доведена до точки сборки. (с)
Как корабль на верфи, лишенный опор
Флаги сорваны - плен! Капитан убит.
Расскажи мне - как круто - видеть в упор
Что она не тебя! Не тебя - любит.
Флаги сорваны - плен! Капитан убит.
Расскажи мне - как круто - видеть в упор
Что она не тебя! Не тебя - любит.
Одно неосторожное движение - и ты розенриттер. (с)
Элли, Элли, что там мерещится в самом дальнем и темном углу? Чудище передвигает вещи - монстр опасен, но очень глуп - возится среди фиалок вялых. Девочке нет еще и пяти, но она прячется под одеяло и монстр не может ее найти. В подполе тихо скребутся мыши, среди перин копошится клоп. Элли все слышно как монстр дышит, дышит надсадно и тяжело. Ему надоели такие прятки.
Хочется плакать - дрожит губа, а сердце от страха уходит в пятки и бьется как кожаный барабан. Чудище бродит на толстых лапах - что-то разбило - чуть слышен звон.
Сердится Элли - "Вернется папа и тебя тут же прогонит вон!"
Мэри не спит, ей давно не спится, с тех самых пор, ну да что уж там... Споро мелькают стальные спицы, вяжется темная пустота. Дочка тревожится - "Мама, мама! Папа мне месяц как не писал." А в верхнем ящике телеграмма, что выбыл названный адресат. Мэри О'Брайен устала верить - вера спасает, да недолга. Монстры в открытые настежь двери тихо крадутся к ее ногам. Птицы военные отлетели, бедность не бедность, а не нужда... Но как сказать ее милой Элли, что папу можно уже не ждать?
Монстры с широкой мохнатой грудью шумно едят за ее столом, а Мэри молится как о чуде, чтоб окончательно рассвело.
Вязы под ветром склоняют кроны. Монстры ликуют, рычат, поют.
А в телеграмме минобороны - "Патрик О'Брайен. Убит в бою."
Хочется плакать - дрожит губа, а сердце от страха уходит в пятки и бьется как кожаный барабан. Чудище бродит на толстых лапах - что-то разбило - чуть слышен звон.
Сердится Элли - "Вернется папа и тебя тут же прогонит вон!"
Мэри не спит, ей давно не спится, с тех самых пор, ну да что уж там... Споро мелькают стальные спицы, вяжется темная пустота. Дочка тревожится - "Мама, мама! Папа мне месяц как не писал." А в верхнем ящике телеграмма, что выбыл названный адресат. Мэри О'Брайен устала верить - вера спасает, да недолга. Монстры в открытые настежь двери тихо крадутся к ее ногам. Птицы военные отлетели, бедность не бедность, а не нужда... Но как сказать ее милой Элли, что папу можно уже не ждать?
Монстры с широкой мохнатой грудью шумно едят за ее столом, а Мэри молится как о чуде, чтоб окончательно рассвело.
Вязы под ветром склоняют кроны. Монстры ликуют, рычат, поют.
А в телеграмме минобороны - "Патрик О'Брайен. Убит в бою."
понедельник, 19 мая 2014
вдохни..
Когда ты кричала,
Матросы бросались за борт,
А рыбы пялились в горизонт,
Просили:"остановись".
Я умывал руки. Тот самый пилот,
Чьи самолеты летают вниз
И никуда больше.
Расскажи обо мне своей дочери,
Пусть знает,
От каких держаться подальше.
Боже!
В твоих глазах всегда столько горечи
И никогда фальши.
Вымерший вид.
Я показал бы, где у меня болит,
Но какого черта?
К чему рвать кожу?
Я и так психически уничтожен,
Дохлый кит,пытающийся забыть того,
Кто его потрошил..
Моя нежная девочка, как же такое возможно,
Чтоб комочек нервов,
Но так сильно любил..
Когда ты кричала,
Матросы бросались за борт,
А рыбы пялились в горизонт,
Просили:"остановись".
Я умывал руки. Тот самый пилот,
Чьи самолеты летают вниз
И никуда больше.
Расскажи обо мне своей дочери,
Пусть знает,
От каких держаться подальше.
Боже!
В твоих глазах всегда столько горечи
И никогда фальши.
Вымерший вид.
Я показал бы, где у меня болит,
Но какого черта?
К чему рвать кожу?
Я и так психически уничтожен,
Дохлый кит,пытающийся забыть того,
Кто его потрошил..
Моя нежная девочка, как же такое возможно,
Чтоб комочек нервов,
Но так сильно любил..
суббота, 17 мая 2014
Мой огонь горит на семи ветрах.
Если бы я писала тебе письмо,
За окном бы пылал закат.
Был бы пасмурный майский день, цвёл бы грушёвый сад.
Если бы я писала тебе письмо,
Я б к тебе обращалась "друг"!
Не страшилась бы резких слов и грядущих земных разлук.
Если бы я писала тебе письмо,
Я была бы с тобой честна:
Рассказала бы, чем живу, и как рано пришла весна...
Если бы я писала тебе письмо,
Я б купила большой конверт,
Заучила бы адреса, знала б, какой ожидать ответ.
Если бы я писала тебе письмо,
Я б его, дописав, сожгла:
Улыбнись же на мой "привет", не смотри, что письмо - зола.
© Ardent Rain
За окном бы пылал закат.
Был бы пасмурный майский день, цвёл бы грушёвый сад.
Если бы я писала тебе письмо,
Я б к тебе обращалась "друг"!
Не страшилась бы резких слов и грядущих земных разлук.
Если бы я писала тебе письмо,
Я была бы с тобой честна:
Рассказала бы, чем живу, и как рано пришла весна...
Если бы я писала тебе письмо,
Я б купила большой конверт,
Заучила бы адреса, знала б, какой ожидать ответ.
Если бы я писала тебе письмо,
Я б его, дописав, сожгла:
Улыбнись же на мой "привет", не смотри, что письмо - зола.
© Ardent Rain
Если путь прорубая отцовским мечом, ты солёные слёзы на ус намотал, если в жарком бою испытал, что почём, значит нужные книги ты в детстве читал.
Дай бог тебе меня не вспоминать,
Как часто люди вспоминают прошлое.
Мне очень много хочется сказать,
Но если честно, что в словах хорошего?
Давай не придираться к пустякам
И не искать пустые оправдания.
Простейшее: "Увидимся, пока!"
Стократ нужнее нам для понимания.
Легко, спокойно, быстро. Невзначай,
Как расстаются старые приятели.
Да будет с нами светлая печаль
О тех мечтах, что мы с тобой утратили.
Ведь больше нам не нужно ничего,
Ни слёз, ни понимания, ни жалости.
Я у тебя прошу лишь одного -
Забудь, что было. Всё забудь. Пожалуйста.
Как часто люди вспоминают прошлое.
Мне очень много хочется сказать,
Но если честно, что в словах хорошего?
Давай не придираться к пустякам
И не искать пустые оправдания.
Простейшее: "Увидимся, пока!"
Стократ нужнее нам для понимания.
Легко, спокойно, быстро. Невзначай,
Как расстаются старые приятели.
Да будет с нами светлая печаль
О тех мечтах, что мы с тобой утратили.
Ведь больше нам не нужно ничего,
Ни слёз, ни понимания, ни жалости.
Я у тебя прошу лишь одного -
Забудь, что было. Всё забудь. Пожалуйста.
смерть танцует на кончиках пальцев
Выпуская облачко дыма - вдыхаешь воздух, по инерции просто.
С механическим сердцем, оно так спокойно бьется... живется.
С пустотой вместо мыслей, на эмоции блок - априори
Это страшно до боли. Но ты ведь не чувствуешь боли.
Тебе интересно, что тебе в вену кололи?
Ты думаешь: дышишь значит живешь - биология в школе.
Ты думаешь: в легких туман и немного заразы.
Потом вспоминаешь: 14 век. Умереть от проказы.
Глаза поднимаешь к небу и шепчешь "доколе, боже, доколе?"
Но бог не ответит, он как раз проверяет диагноз.
С механическим сердцем, оно так спокойно бьется... живется.
С пустотой вместо мыслей, на эмоции блок - априори
Это страшно до боли. Но ты ведь не чувствуешь боли.
Тебе интересно, что тебе в вену кололи?
Ты думаешь: дышишь значит живешь - биология в школе.
Ты думаешь: в легких туман и немного заразы.
Потом вспоминаешь: 14 век. Умереть от проказы.
Глаза поднимаешь к небу и шепчешь "доколе, боже, доколе?"
Но бог не ответит, он как раз проверяет диагноз.
"Это известный волшебник с Востока. Он уже имел дело с двумя башнями."(с)
на стеклах нежные блики утра
вытираю
пятятся люди в метро
они не знают
шагаю по улице
ветер
черепичные крыши домов
стираю
забываю, замираю
просыпаюсь
тебя потихоньку вызываю
под подушку кладу нож и карту
табаком пропахли джинсы с рубашкой
выброшу их завтра
буду гулять в черном платье
грызть
чей-то лед в недопитом стакане
что я здесь забыла?
себя наверное
пока все заняты делом
часы перевожу назад
на два часа
улыбаюсь
потому что знаю
о том, что знаю
и чего не знаю
и снова забываю
засыпаю
а когда мы проснемся
будем кидать друг в друга стаканы
ноги в песке
ну а мы ведь на отдыхе
и города
станут нашим домом
потому что мы были, есть и будем
самыми обыкновенными на свете
и там, где будем мы, всегда будет лето
сейчас я просто уверена в этом
вытираю
пятятся люди в метро
они не знают
шагаю по улице
ветер
черепичные крыши домов
стираю
забываю, замираю
просыпаюсь
тебя потихоньку вызываю
под подушку кладу нож и карту
табаком пропахли джинсы с рубашкой
выброшу их завтра
буду гулять в черном платье
грызть
чей-то лед в недопитом стакане
что я здесь забыла?
себя наверное
пока все заняты делом
часы перевожу назад
на два часа
улыбаюсь
потому что знаю
о том, что знаю
и чего не знаю
и снова забываю
засыпаю
а когда мы проснемся
будем кидать друг в друга стаканы
ноги в песке
ну а мы ведь на отдыхе
и города
станут нашим домом
потому что мы были, есть и будем
самыми обыкновенными на свете
и там, где будем мы, всегда будет лето
сейчас я просто уверена в этом
пятница, 16 мая 2014
Однажды проснешься, не зная, как дальше: дороги затерты в кровавую грязь. Казалось бы знаешь, куда направляться, но компас последний стремятся украсть. В газетных потоках меняется правда, как маски на лицах под нужный сюжет, а в кадрах мелькает все больше погибших, а дикторы спорят: мольба ли? Протест?
А правду опять упакуют во флаги, обрежут, подточат, добавят цветов, приклеят цитату, прогонят в эфире, наставят фигурки новейших божков. Под каждой оберткой - особенный смысл, такой, чтобы дергал за струны души. Забытое эхо и боли, и злобы возносит кого-то до самых вершин.
А мы остаемся по разные клетки, напротив друг друга, не друг и не враг. Когда-то лишь вместе - из пламени в пламя, сегодня меж нами — как будто овраг. Мы демонов гнали до самого ада, и те обходили нас дальней тропой. Они поумнели: что может быть проще, чем разные правды стравить меж собой.
Они богатеют, согретые властью, а мы погибаем для криков с трибун. Газеты сейчас раскупаются лучше: в вопросе «где правда?» — еще один бунт. У нас же - лишь утро под знаком вопроса: мы оба не знаем, придет ли закат? Но если ночь пулей опустится в полдень, хочу, чтоб ты все же простил меня, брат.
(с) Deacon
А правду опять упакуют во флаги, обрежут, подточат, добавят цветов, приклеят цитату, прогонят в эфире, наставят фигурки новейших божков. Под каждой оберткой - особенный смысл, такой, чтобы дергал за струны души. Забытое эхо и боли, и злобы возносит кого-то до самых вершин.
А мы остаемся по разные клетки, напротив друг друга, не друг и не враг. Когда-то лишь вместе - из пламени в пламя, сегодня меж нами — как будто овраг. Мы демонов гнали до самого ада, и те обходили нас дальней тропой. Они поумнели: что может быть проще, чем разные правды стравить меж собой.
Они богатеют, согретые властью, а мы погибаем для криков с трибун. Газеты сейчас раскупаются лучше: в вопросе «где правда?» — еще один бунт. У нас же - лишь утро под знаком вопроса: мы оба не знаем, придет ли закат? Но если ночь пулей опустится в полдень, хочу, чтоб ты все же простил меня, брат.
(с) Deacon
Постмодерн подсмотрен
ветер
вытер
ту
утра
ту
утра
вытер
ту
утра
ту
утра
четверг, 15 мая 2014
смерть танцует на кончиках пальцев
Мне он нравится, не как любовник, как друг. Он серьезен и собран всегда:
Когда едем на дело, когда дома потоп или просто нужна еда -
Без вопросов всегда сам идет в магазин, отбирает из рук острый нож,
И с усмешкой он мне: "как живешь ты один? Ты ж себя так сто раз убьешь".
В его взгляде всегда плутовские огни и серьезность арктических льдов
Он храбрейший из всех, он мой командир - тот кто вечно идет вперед.
Он ни разу еще бойцов не терял, хоть и знает каждый солдат -
Что без данных разведки один из трех никогда не приходит назад.
Я-то знаю "секрет" - у него чутье, что сравнимо лишь с колдовством.
И вернувшись уже вот как пять лет домой, удивляет меня все еще -
Превзойдя сам себя отгадал он секрет, в прессе названный воровством.
И картин потерянных нашел след в старой лавочке что под мостом.
Мы наемники. В паре почти, что всегда - не по вкусу нам мирная жизнь.
И я рад, что когда придавила стена есть кому мне сказать "держись" .
Когда едем на дело, когда дома потоп или просто нужна еда -
Без вопросов всегда сам идет в магазин, отбирает из рук острый нож,
И с усмешкой он мне: "как живешь ты один? Ты ж себя так сто раз убьешь".
В его взгляде всегда плутовские огни и серьезность арктических льдов
Он храбрейший из всех, он мой командир - тот кто вечно идет вперед.
Он ни разу еще бойцов не терял, хоть и знает каждый солдат -
Что без данных разведки один из трех никогда не приходит назад.
Я-то знаю "секрет" - у него чутье, что сравнимо лишь с колдовством.
И вернувшись уже вот как пять лет домой, удивляет меня все еще -
Превзойдя сам себя отгадал он секрет, в прессе названный воровством.
И картин потерянных нашел след в старой лавочке что под мостом.
Мы наемники. В паре почти, что всегда - не по вкусу нам мирная жизнь.
И я рад, что когда придавила стена есть кому мне сказать "держись" .
Голос в вашей голове.
И бьет наотмашь слово «никогда»,
Размытыми границами бессилья.
Мы остаемся здесь не навсегда,
Мы остаемся с теми, с кем любили.
С кем падали, вставая на крыло,
И буквами играли так небрежно,
С кем руки обрезали о стекло,
И кем не надышались мы, конечно.
Мы замерзаем, струнами звеня,
Хрустальной памятью разламывая фото.
И шепчем на границе бытия:
«Скажи мне, кто ты, кто ты, кто ты?»
А слово бьет, прицельно, не таясь,
Ломая кости и сминая позвоночник.
И гасит жгучую неистовую страсть,
Рождая на бумаге новый очерк.
А мы уходим, исчезая в никуда,
Несем в груди израненное сердце,
Прозрачным комом нерастопленного льда,
Который вряд ли сможет отогреться.
Но боль не замерзает подо льдом,
Сжимает душу криком и слезами,
И бьет наотмашь равнодушное «потом»,
А жизнь проходит где-то между нами.
15.05.14
Размытыми границами бессилья.
Мы остаемся здесь не навсегда,
Мы остаемся с теми, с кем любили.
С кем падали, вставая на крыло,
И буквами играли так небрежно,
С кем руки обрезали о стекло,
И кем не надышались мы, конечно.
Мы замерзаем, струнами звеня,
Хрустальной памятью разламывая фото.
И шепчем на границе бытия:
«Скажи мне, кто ты, кто ты, кто ты?»
А слово бьет, прицельно, не таясь,
Ломая кости и сминая позвоночник.
И гасит жгучую неистовую страсть,
Рождая на бумаге новый очерк.
А мы уходим, исчезая в никуда,
Несем в груди израненное сердце,
Прозрачным комом нерастопленного льда,
Который вряд ли сможет отогреться.
Но боль не замерзает подо льдом,
Сжимает душу криком и слезами,
И бьет наотмашь равнодушное «потом»,
А жизнь проходит где-то между нами.
15.05.14
Я вами доведена до точки сборки. (с)
Хриплю – так что словам уже не вписаться в горло
Ломаю пальцы о край стола – держись
И под откос несется шальная жизнь
Мой поезд в огне, и стоп кран – сорван.
Колотиться сердце – рефрен «вернись»
(но это, пожалуй, подло…)
Не увидеть рассвета мне – зрение монохромом
Это агония выжгла во мне ядерной вспышкой боли
Всю цветовую гамму, все отрицания «не…»
Не зарекаюсь. Утром – водку мешаю с ромом
(…думаю о тебе) Дайте мне промедола …
... в моем черно-белом дне.
Ломаю пальцы о край стола – держись
И под откос несется шальная жизнь
Мой поезд в огне, и стоп кран – сорван.
Колотиться сердце – рефрен «вернись»
(но это, пожалуй, подло…)
Не увидеть рассвета мне – зрение монохромом
Это агония выжгла во мне ядерной вспышкой боли
Всю цветовую гамму, все отрицания «не…»
Не зарекаюсь. Утром – водку мешаю с ромом
(…думаю о тебе) Дайте мне промедола …
... в моем черно-белом дне.
Я вами доведена до точки сборки. (с)
Вот опять упрямое бьется под ребрами
Сердце - мышца со склонностью к предынфарктному
Состоянию. Состояние лечится стёбами
Или игрою в прокуренном клубе. В карты.
С кожаными мотокентаврами - и
Глубоко за полночь!
Да полно – кто из вас встает ровно
В семь, по будильнику, встряхиваясь от звона
Боясь полусонно – проспал, не разбудили?
Вот и я – по ночам азартна
По утрам – скучна.
Это дурная привычка, сродни – курить
Дождаться часа Быка, а потом читать
В случайно (?!) не стертых архивах – логи твои.
И стоять у окна, рукой зажимать себе рот
Чтобы не заново, не монологом - спорить,
Не говорить тебе, «но я все же в крутой поворот
Вошла этим летом под стольник –
И до сих пор жива!»
Мы говорили об этом, помнишь?
Как же, помнишь… Да черта- с два!
Под нашим общим прошлым – подведена
Рукою не дрогнувшей яростная черта.
Алес и баста! Баста…
Мне бы давно остыть, навсегда отстать
Не давиться стоном, ладонью. Беззвучный крик
Не твердить упорно: «не вспоминай, сотри»
А стереть под корень –
В компьютере и внутри.
Вырасти, уже что ли, и перестать…
Сказать
Себе: выдохни и умри.
Сердце - мышца со склонностью к предынфарктному
Состоянию. Состояние лечится стёбами
Или игрою в прокуренном клубе. В карты.
С кожаными мотокентаврами - и
Глубоко за полночь!
Да полно – кто из вас встает ровно
В семь, по будильнику, встряхиваясь от звона
Боясь полусонно – проспал, не разбудили?
Вот и я – по ночам азартна
По утрам – скучна.
Это дурная привычка, сродни – курить
Дождаться часа Быка, а потом читать
В случайно (?!) не стертых архивах – логи твои.
И стоять у окна, рукой зажимать себе рот
Чтобы не заново, не монологом - спорить,
Не говорить тебе, «но я все же в крутой поворот
Вошла этим летом под стольник –
И до сих пор жива!»
Мы говорили об этом, помнишь?
Как же, помнишь… Да черта- с два!
Под нашим общим прошлым – подведена
Рукою не дрогнувшей яростная черта.
Алес и баста! Баста…
Мне бы давно остыть, навсегда отстать
Не давиться стоном, ладонью. Беззвучный крик
Не твердить упорно: «не вспоминай, сотри»
А стереть под корень –
В компьютере и внутри.
Вырасти, уже что ли, и перестать…
Сказать
Себе: выдохни и умри.