Губами разбитыми в кровь я шепчу «Ma`daeni*»,
И умершим пламенем память рисует Тебя…
Но сил уже нет так, как прежде, подняться с коленей,
Смотрю на пронзённый морозом рассвет ноября.

По венам холодным огнём разливается Сила,
Под музыку Боли сплетаясь в узоры Судьбы…
Хотелось бы просто не помнить о том, что там было,
Но рунами лягут слова Нерождённой Звезды.

Угасших Миров полустёртые временем песни
Прольются на землю потоками огненных струй…
И в тёмном забвеньи мне мнится, что так будет честно –
Не помнить прощальный, холодный, как лёд, поцелуй.

Хрустальных оков мне не снять в Белом Храме Надежды,
Отрезанных крыльев нелепо-печальный излом:
Расплата за дух непокорно-пьянящий, мятежный,
Но только ведь я не жалею уже ни о чём.

Изорванной мантией Ночь опустилась на плечи,
И жемчугом звёзд я наполнил ладони свои…
Мне кажется в эти минуты, что Мир бесконечен,
Что нет ничего, кроме хрупко-ранимой Любви.

Прости, что не в силах я снова подняться с коленей.
…Осеннее-холодный рассвет расправляет крыла…
Губами разбитыми в кровь я шепчу «Ma`daeni»,
На память остались в руках только тлен и зола…
___________________________________________
* Daeni – дословно «повелитель»; ma`daeni по смыслу сходно с употреблением выражения «ваше величество», но имеет более личный характер и трактуется как «тот, кто имеет право приказывать мне». Иногда употребляется в короткой форме: m`daeni – и в этом случае носит интимный характер и трактуется как «тот, кому я позволяю себе приказывать». Посему короткой формой часто пользуются влюблённые. [пояснение слова "ma`daeni" - В. Ивановой]

Лекции по 20 веку |в частности Тарковский, Вознесенский, Кузьмин| и несравненный Агеносов вдохновляют)


Первооткрыватели центра Земли


Гринвич вылечи.
Вылети волной
Взрывной
За океан.
И километрами
Размажь
Меридианы
По ладоням;
Не лАданом
Ладья из
Океанских островов
Пахнет –
Кокосами
Она закрашена
И остро-
Ви-тя-на-ми.
Тя
На
Ми
И
До
На
Ля
Капает греческой
Музыкой.
И до нуля
Широты все
Высеребрены
Звездой.
(Полярной).

Наболело

Я на белую бумагу
Тонкой кистью из ресниц
Опущу слезу. Мне надо
Яркой искрой упасть вниз.
Мы учились все летать,
Нам казалось, что взлетаем…
Глухо телом об асфальт.
Падали и умирали.
Смерть была для нас уроком.
Нервно воздух ртом хватая,
Умерев сто тысяч раз,
В который раз мы оживали!
Отдаваясь снова ветру,
Забывая всех и вся…
Мы летели. Пред свободой
Снова страх в душе тая…

Избитая темка фарфоровых кукол
Строками легла не спросив разрешенья

За ярким пятном окна на стене
На улице вдруг разыгралась метель
Снег бьется за шиворот, гонит домой
Где ёлка и праздник, где Рождество

В тот вечер Марии вручили подарок -
Большая коробка и лента на ней
Мария огромными смотрит глазами
В них блеск отражается ярких свечей

Она хочет полк оловянных солдатов
Рогатку бы ей, водяной пистолет!!!
Дрожащей рукой Маша ленту снимает
Фарфоровых куколок там ровно две.

Блондинка с длиннющими волосами
И в красном наряде, наивно глядит
На рыжей надето черное платье
И черной повязкой её взгляд закрыт.

Мария воспитанна и не покажет
Как ей опротивели куклы вовек
Мария с улыбкой "спасибо, я рада!"
А в мыслях: "Уж лучше бы мне пистолет"

Закончился праздник, погашены свечи
Посуда в гостиной уже не гремит
Две куклы на полке, Мария в постели
Дом около часа уже мирно спит

Вдруг ожили куклы, неловко поднялись
И между собой завели разговор:
"Вот снова девчонка! Ох, как мы попались!
Нарядов она нам наверно нашьет!"

"И не говори, что же за наважденье?!
Не хочется куклою жизнь прожигать
Войны мне! И саблю! И в подчиненье
Мне двести солдатов немедленно дать!"

Вот так получилось, что несправедливость
Восторжествовала в то Рождество
Фарфоровых кукол не надо Марии
А куклам Мария, на то раз пошло...

Оставь на память нервный смех,
Свои изломаные жесты...
Уже который день и век
Мы порознь... но всё же вместе.

Нас разлучили... и свели -
Посланник Ада? Бог всесильный? -
На том, одном куске земли
И под одной плитой могильной.

Там осыпается листва
И вечно время листопада.
Там все бессмысленны слова
И больше ничего не надо.

В каком же веке и году
Свели нас вместе в мире зыбком,
Где в том заброшенном саду
Играют призраки на скрипках?...

И льётся серебро луны
На силуэт резной ограды.
А мы мертвы... и влюблены.
И больше ничего не надо.

Забудь, что было и будет с нами,
Забудь о том, что пропели птицы.
Я жил следами твоей печали,
Я жил, чтоб снова тебе присниться.

А ты сметала с ресниц снежинки,
А ты все пела про злую осень.
Я грел в ладонях твои слезинки
И таял льдинки в пшеничных косах.

Мертвы страницы, разбиты окна.
Закрыты двери и день простужен.
А жизнь все била нас, била током,
И мы назло становились лучше.

Расправлен парус и реют флаги.
В твоей пустой ледяной квартире
Разбило время походный лагерь
И все, что было, уже не в силе.

Уже не дети, еще не люди.
Еще не мудрость, уже не сказки.
Еще не знаем, что с нами будет,
Уже не топимся в черной краске.

В оконной раме заснула муха,
И утро слепнет в порывах ветра.
А я тебе прошепчу на ухо:
Не плачь, родная, ведь скоро лето.

стишок раз...

Мне не нравится солнечный свет.
Недоело сияние звезд.
И нет смысла в движеньи планет.
Сесть что ль в угол, поджавши хвост?
Мне не нравится каменный взгляд,
Надоело немое кино.
И нет смысла в том, что твердят,
Что душа – это только окно.
Лишь окно…лишь окно в никуда.
В бесконечность пустые пути.
Ты успеешь пройти их всегда,
А теперь – улетай, уходи!
Мне не нравится алый закат.
Надоело немое кино.
Признаю, ты во всем виноват.
Но теперь мне уже все равно.

стишок два...

Любовь умирала в стеклянных песках
И когтем царапала письма на стенах.
И кровью стучала в остывших висках.
И море ей не было уж по колено.
Светало. Мы ссорились в день изо дня.
Ты меня ревновал – я все молча сносила.
Ты кричал, что ты ненавидишь меня.
Я все так же – молча - прощенья просила.
Любовь умирала. На белой стене
Кровавой известкой пророческим даром
Начертаны знаки о вечном огне
И том, что гореть тебе Адским пожаром.
Темнело. И вечер, как кот из кустов
Метнулся под ноги, взъерошил прохожих.
Я сердце свое заперла на засов
И ключ от него потеряла, похоже…
Любовь умирала в песочных часах,
Дробимая кварцем, седыми песками.
Трофеи с охоты на голых стенах
Таращили взгляды, качали рогами.
Мне нет до них дела – им больше не жить
Той жизнью, которой живем мы – живые.
Им проще: они не умеют любить.
Им лучше: их души уже не земные.

Я Вас люблю. В том Вашей нет заслуги,
Хоть недурны Вы – в этом спору нет:
Глаза, улыбка, волосы и руки,
И голоса чарующие звуки,
Ваш шарм и Ваш нездешний яркий свет.

И хоть умеете одним лишь только взглядом
Пленять сердца доверчивых девиц.
Быть Вашею любая будет рада –
Меня к своим трофеям класть не надо:
Любить Вас, сударь, – это мой каприз.

Я Вас люблю, хотя могла б, наверно,
Любить другого – мало ли вокруг
Таких, как Вы, галантных кавалеров?
Как Вы могли так глупо мне поверить!
Ах, бросьте, сударь, разве Вы мне друг?

Но не постичь Вам моего полёта –
Я не люблю сжимать в руке синиц!
Мой гневный сударь, разве Вы поймёте:
Я разлюбить могла бы Вас в два счёта!
Но я люблю Вас – это мой каприз.