Эта зима своим запахом горького дерева, снова выводит свои хороводы, оплакивать.
Что же ты, сокол мой, я тебе, с-нежная, верила; что же не стал ты меня от кострища отталкивать?
Вся эта сырость давно проступала под венами, ты не заметил, а я не хотела настаивать.
Косы мои, еще некогда бывшие белыми, стали чернеть и ночами тихонько истаивать.
Помнишь, как снег опускался огромными птицами? Как моя ласка тебя и не жгла, и не ранила?
Как замерзали деревья хрустальными спицами, тонким узором метель, словно медом, дурманила.
Помнишь, учил не бояться, огня ли лучинного, (робкого, хворого, словно янтарная бусина)
Или открытого,(страсть под горящей личиною); я не боюсь… я с начала зимы не боюсь его.
Что же ты, сокол мой, я ведь была совсем рядышком, можно дотронуться было и взять меня за руку,
И не шагнула бы, просто осталась. На камушках каждой весной теперь в каплях ищи свою радугу.
Пусть. Не смотри. Мне огонь не обжег даже волоса, сердце мое лишь согрелось и тут же истаяло.
А снегопад будет петь тебе лишь моим голосом — «помнишь, однажды, холодною сказкой все замерло...»