читать, как это сделал бы Борзыкин
Они живут как мокрые бочки с порохом
В проекционном телевизоре,
Они считают строки мыслями,
Картины рисуют неистово.
Проставляют даты шестёрками знаков,
Скопом под тепловизором ходят,
Знают, как выглядит воздух,
Знают, как падает дохлое солнце.
Знают, как внутри сингулярности,
Знают, как система бывает надёжна,
Очень быстро меняют полярности,
Ставят поперёк марок «поздно».
Считают столбы по дороге до гавани,
Греют суп под взорами постеров,
Отслеживают чужие плаванья,
Клеят на потолки чужие звёзды.
Страшновато?
Их соли тленны,
Их коты царапают чужие вены,
Их машины работают
сверхурочно.
Их машины работают!
Я знаю точно.
Они не желают зла.
Они не знают что это такое.
Они купят козла,
Накормят капустой, а потом заколют.
«It not your business!» любят кричать.
А могут по долгу смотреть и молчать.
Кусают!
Без меры и веры.
Они одиночки и единое целое.
Они живут как мокрые бочки с порохом
В проекционном телевизоре,
Они считают строки мыслями,
Картины рисуют неистово.
Проставляют даты шестёрками знаков,
Скопом под тепловизором ходят,
Знают, как выглядит воздух,
Знают, как падает дохлое солнце.
Знают, как внутри сингулярности,
Знают, как система бывает надёжна,
Очень быстро меняют полярности,
Ставят поперёк марок «поздно».
Считают столбы по дороге до гавани,
Греют суп под взорами постеров,
Отслеживают чужие плаванья,
Клеят на потолки чужие звёзды.
Страшновато?
Их соли тленны,
Их коты царапают чужие вены,
Их машины работают
сверхурочно.
Их машины работают!
Я знаю точно.
Они не желают зла.
Они не знают что это такое.
Они купят козла,
Накормят капустой, а потом заколют.
«It not your business!» любят кричать.
А могут по долгу смотреть и молчать.
Кусают!
Без меры и веры.
Они одиночки и единое целое.