Роберт обычный парень: глаза как гвозди,
Носит драные джинсы, короткий хвостик,
любит свой мотоцикл и большую скорость,
чтобы рвущийся воздух трещал, как хворост,
мама смеется: "Робби, подхватишь насморк".

Робби, если дерется, - обычно насмерть,
клал он на библию, копов и на законность.

Роберту двадцать четыре, он верит в то, что
жить после тридцати - уныло и тошно,
с радостью вмятины носит на черном шлеме.

Только за Робертом ходят в последнее время
три приставучие шлюхи- куда б сорваться?
Все не отводят глаз от его затылка.
Он допивает до дна седьмую бутылку
пива, садится и выжимает сто двадцать.
Не помогает. От них ему не убраться.

Робби уже не помнит, как было прежде,
вот в черепах бандана, улыбка злая.
Ходят за ним три шлюхи - Вера, Надежда,
имени третьей Роберт даже не знает.
Ходят, глядят в его костлявую спину,
в бледную тощую шею смертельнобольного,

Они обещают, что гадость из Роберта вынут,
жизнь после этого, дескать, начнется снова.

Только вот Роберт - парень не из наивных,
он таких видел - добрых, гостеприимных,
первую дозу всегда предлагали бесплатно.
Роб никогда не верил в такую халяву,
да и вообще - эти шлюхи ему неприятны.
Шли бы уже к идиоту другому, право.

Двадцать второго, пасмурным воскресеньем
Роберт выходит из дома. Идет неровно.
(Мама спросила: что ж на своих? здоров ли?).
Эти же трое сзади - пугающей тенью.

Слушай, чувак, у каждого есть свои тайны,
эти, что будят из шкафа негромким стуком.
Роберт доходит до пустыря на окраине
и, развернувшись, стреляет по этим сукам.

...Роберт сидит, и глаза его пересохли,
красные: то ли ветер, а то отоспаться.

Третья встает, вытирает красный висок, и
ласково гладит его по ссаженным пальцам.

(с) Лемерт