кризис внятности
И вот так - каждую новую ночь - ты выходишь в эфир.
Эфир смотрит в тебя сотнями черных дыр,
именами незнакомых и не любимых тобой людей,
словами чужих идей.
Ты выходишь в эфир и ждёшь, и ищешь - чего?
Чудес, приходящих ночью на Рождество?
Горькой сказки к чаю в студёную зимнюю ночь?
Отголосков недавних снов?
Ты выходишь в эфир, а ночь, как назло, молчит,
и к "дышать" осталась всего одна рифма - "лечить".
Ты почти готов избавиться от "почти".
В кармане звенят ключи,
а в голове - песенки, и до порога пятнадцать шагов,
а за ним - лестница, лес, Страна Дураков,
стаи замёрзших птиц и чужих домов
в жёлтых каплях окон,
и ничерта знакомого, ни-чер-та.
Но у порога лежит невидимая черта,
и ответ прячется где-то в складках у рта
и сводит спазмом гортань,
и сводит спазмом нутро. Ты допиваешь остывший чай.
в эфире пульсирует музыка, знать бы, чья.
Ты пульсируешь в такт. И стараешься не кричать.
Не кричать.
Эфир смотрит в тебя сотнями черных дыр,
именами незнакомых и не любимых тобой людей,
словами чужих идей.
Ты выходишь в эфир и ждёшь, и ищешь - чего?
Чудес, приходящих ночью на Рождество?
Горькой сказки к чаю в студёную зимнюю ночь?
Отголосков недавних снов?
Ты выходишь в эфир, а ночь, как назло, молчит,
и к "дышать" осталась всего одна рифма - "лечить".
Ты почти готов избавиться от "почти".
В кармане звенят ключи,
а в голове - песенки, и до порога пятнадцать шагов,
а за ним - лестница, лес, Страна Дураков,
стаи замёрзших птиц и чужих домов
в жёлтых каплях окон,
и ничерта знакомого, ни-чер-та.
Но у порога лежит невидимая черта,
и ответ прячется где-то в складках у рта
и сводит спазмом гортань,
и сводит спазмом нутро. Ты допиваешь остывший чай.
в эфире пульсирует музыка, знать бы, чья.
Ты пульсируешь в такт. И стараешься не кричать.
Не кричать.
Эфир смотрит в тебя сотнями черных дыр,
круто