żydowski pisarz
Ганалы.
Тракт Петропавловск-Мильково, конец морозного дня.
Бесконечностью в обе стороны мутный проложен путь.
И на север белый туман, и на юг от меня,
Я бреду по обочине – выйду куда-нибудь.
Осень кончается. Снегу, покамест, много не намело.
Изморозь колет губы, нету ничьей вины.
Холод куда человечней, искренней, чем тепло,
Странно, что где-то солнце, что я из другой страны,
Что не ленивый Некто каждое утро вновь,
Этот заводит диск и крутит моё кино.
Я говорю за словом – слово: война, любовь,
Вера, надежда, хлеб, дверь, молоко, вино.
Я их листал, как книгу, надеялся, – вспомню вдруг,
Повторял их, как мантру, но ощущал с трудом.
Белый туман на север, белый туман на юг.
Память, огонь свечи, верность, молчанье, дом.
Рев мотора и фары. КАМАЗ догоняет грудой.
Тормознул. - Садись же, - кивает мне головой.
- Дверь захлопни плотнее. Закуривай, псих. Откуда?
Ноют замерзшие руки, - значит еще живой.
Тракт Петропавловск-Мильково, конец морозного дня.
Бесконечностью в обе стороны мутный проложен путь.
И на север белый туман, и на юг от меня,
Я бреду по обочине – выйду куда-нибудь.
Осень кончается. Снегу, покамест, много не намело.
Изморозь колет губы, нету ничьей вины.
Холод куда человечней, искренней, чем тепло,
Странно, что где-то солнце, что я из другой страны,
Что не ленивый Некто каждое утро вновь,
Этот заводит диск и крутит моё кино.
Я говорю за словом – слово: война, любовь,
Вера, надежда, хлеб, дверь, молоко, вино.
Я их листал, как книгу, надеялся, – вспомню вдруг,
Повторял их, как мантру, но ощущал с трудом.
Белый туман на север, белый туман на юг.
Память, огонь свечи, верность, молчанье, дом.
Рев мотора и фары. КАМАЗ догоняет грудой.
Тормознул. - Садись же, - кивает мне головой.
- Дверь захлопни плотнее. Закуривай, псих. Откуда?
Ноют замерзшие руки, - значит еще живой.
Неожиданно ).
Спасибо!
Королева Лир,
спасибо большое.