Внезапно сломались внутренние часы,
как будто бы время спазмом сухим свело,
и я, точно белка ясеня Иггдрассиль,
скачу между змеем своим и своим орлом.
У нового имени запах цветущих трав,
у новой походки звенящий, как в танце, ритм,
у нового почерка острый терновый нрав,
а в речи сквозит лукавство неточных рифм.
Терновая ветка вьется в тугой венец,
я жертвую кровью страже её шипов,
и в кровь отливают масти моих коней,
и песни забытые шепчет мне в уши кровь.
Не гибкой осокой в ленивой речной воде,
не тонкой березой корнями в земную плоть,
я дикою сливой цвету в високосный день,
и жадно вбираю солнечное тепло.
У солнечной гривы иглы лучей остры,
у гривы терновой колкий шипастый нрав,
у грывы кобыльей в рыжий огонь отлив, -
я их заплетаю в вязи в тягучих снах,
я их заплетаю в вязи на коже плеч
изгибами линий ломаю упрямый лёд,
и время застывшее вновь начинает течь,
из со-бытия вынося меня в бытиё.