Я колода карт пересчитанная, мной теперь можно играть.
Ласкай меня, ополаскивай, словно лютую юную ласточку, отбившуюся от стаи, бьющую твое стекло. Вырывай из меня тепло, пока биться не перестану, не застыну как пеноблок, пока выгляжу злой и странной, пока воля моя не истает, не закончится птичий срок.
А как только я стану строже, в твоих пальцах очеловечусь, запою на твоем языке, то возьмись рассказать мне, кем коротать буду эту вечность, чьи достались худые плечи, без крыла и пера (как страшно). Без отчаянной приму дрожи, что душа моя стала легче.
Научи меня своей жизни, как в ней спать и не задыхаться, как глотать кислород и правду, улыбаясь безумным старцем, замирать, как и ты, на старте, ложь и бред пеленать в усталость. Все в меня ты вживи, пожалуй, чтобы птица во мне сдыхала.
А коль вспомнится мне былое, и полетов душа захочет, привяжи меня к себе крепче, чтоб не дергалось, что болит. Коль увидишь, что лезут крылья, прорываются через кожу, будь к мечтам моим милосерден – хирургически удали.
А как только я стану строже, в твоих пальцах очеловечусь, запою на твоем языке, то возьмись рассказать мне, кем коротать буду эту вечность, чьи достались худые плечи, без крыла и пера (как страшно). Без отчаянной приму дрожи, что душа моя стала легче.
Научи меня своей жизни, как в ней спать и не задыхаться, как глотать кислород и правду, улыбаясь безумным старцем, замирать, как и ты, на старте, ложь и бред пеленать в усталость. Все в меня ты вживи, пожалуй, чтобы птица во мне сдыхала.
А коль вспомнится мне былое, и полетов душа захочет, привяжи меня к себе крепче, чтоб не дергалось, что болит. Коль увидишь, что лезут крылья, прорываются через кожу, будь к мечтам моим милосерден – хирургически удали.