I'm that monster in the mirror.
Белой вьюгой слетает снег с седых тополей,
Замирает в предчувствии лета земля.
Разве в этом мире, хоть кто-то, меня сильней?
Разве есть в нем, хоть кто-то, слабей меня?
Мне не пьется, не дышится и не спится,
Я нетвердой походкой иду за тобой ко дну.
Только как же меня угораздило в черта влюбиться?
Угораздило по уши втрескаться в Сатану?
В твоих черных глазах догорают янтарные блики,
И улыбка такая, что хочется врезать в лицо.
Ты по праву себя называешь великим,
Самым лучшим и редкостным из подлецов.
Я хочу тебя так, как даже свою Елену,
Не хотел, совершенно слетевший с катушек Парис.
Прижигаешь окурком мои оголенные нервы,
Снова тянешь, отчаянно тянешь вниз.
Тот портовый кабак, где цыганка тебя нагадала,
Ты, конечно же, ей заплатил, и она солгала.
А судьба пьяной шлюхой меня целовала,
Напевая пиратские песенки до утра.
Там осталась моя невозможная тайна,
И больное ''люблю'' полушепотом, в полубреду.
И за все наши ночи-секунды-касанья,
Мне давно уготовано место в холодном аду.
Небо плачет над нами, бросает в воду зарницы,
Солнце мачты сжигает чужих кораблей.
Только как же меня угораздило так влюбиться,
В черта, что ненавистней всех прочих чертей?
Замирает в предчувствии лета земля.
Разве в этом мире, хоть кто-то, меня сильней?
Разве есть в нем, хоть кто-то, слабей меня?
Мне не пьется, не дышится и не спится,
Я нетвердой походкой иду за тобой ко дну.
Только как же меня угораздило в черта влюбиться?
Угораздило по уши втрескаться в Сатану?
В твоих черных глазах догорают янтарные блики,
И улыбка такая, что хочется врезать в лицо.
Ты по праву себя называешь великим,
Самым лучшим и редкостным из подлецов.
Я хочу тебя так, как даже свою Елену,
Не хотел, совершенно слетевший с катушек Парис.
Прижигаешь окурком мои оголенные нервы,
Снова тянешь, отчаянно тянешь вниз.
Тот портовый кабак, где цыганка тебя нагадала,
Ты, конечно же, ей заплатил, и она солгала.
А судьба пьяной шлюхой меня целовала,
Напевая пиратские песенки до утра.
Там осталась моя невозможная тайна,
И больное ''люблю'' полушепотом, в полубреду.
И за все наши ночи-секунды-касанья,
Мне давно уготовано место в холодном аду.
Небо плачет над нами, бросает в воду зарницы,
Солнце мачты сжигает чужих кораблей.
Только как же меня угораздило так влюбиться,
В черта, что ненавистней всех прочих чертей?