Мир состоит из сотен погодных сводок, из коммунальных кухонь и тапок драных. Туберкулезный кашель водопровода рвет изнутри латунное горло крана, и, помогая вытерпеть чертов холод, город за стенкой давние шепчет притчи.

Ты засыпаешь, слушая, как проходят мимо вокзала ранние электрички.

Сил нет не то что двигаться - думать толком. Вместо дороги - множество ям и рытвин. Зла за последний месяц скопилось столько - хоть загоняй на местном оптовом рынке. Да не возьмут - куда его, в самом деле? Кроме того, как всякий приличный этик, он же поэт. Он пишет не ради денег. Те, кто за деньги - шлюхи, а не поэты.

В комнате ряд истрепанных книг на полке да персонажи старых унылых фильмов. Пара романов доброй старушки Олкотт рядом со статуэткой бродяги Финна. Галка, равняясь на негодяя Лэндо, смотрит в окно сметливо и чуть устало.

Мальчик, навек оставшийся в Неверленде, не повзрослев, однажды проснется старым.

Утром вздохнет, привычно огладит локоть, усики над губой изогнутся криво. Скажет себе: дружище, все очень плохо,
но не печалься - просто такой период.

Годы летят - и слышится тихий шелест, ночью сползает на пол льняная простынь.

Нет ничего печальнее и страшнее
замкнутого седеющего подростка.