Много лет назад осенней ночью,
под косыми струями дождя
пан Бычковский торопился очень
от своей зазнобы уходя.
Каркали вороны на калине,
предрекая трудности дорог,
разъезжались ноги в рыжей глине.

Выдирая с чавканьем сапог,
пан Бычковский материл стихию,
старост, воеводу, короля,
говорил эпитеты плохие.
Не серьезно, а эмоций для.
Чтоб вас всех… А так, конечно, слава
тем, кто наставляет свой народ…

Впереди — глубокая канава,
и не вплавь ее, ни даже вброд.
Мысль пришла, на удивленье, скоро
и была шикарна и проста:
оторвал доску он от забора,
и приладил в качестве моста.
Широка, крепка — мечта, короче,
и прочна — да выдержит быка;
вроде бы легла легко и точно,
знать, канава все ж невелика.

Пан пошел, кляня привычно лужи,
грязь, ботинки, полные песка.
Посреди канавы обнаружил,
что — гляди-ка — кончилась доска,
что еще до берега немало,
/чтоб вас всех, и виноват король!/
а конец доски держал устало
хмурый, недовольный старый тролль.

Он глядел печально и сурово,
край доски торчал из крепких лап.
Крякнул пан, сказал ему: «Здорово.
На, хлебни, покуда не ослаб».
Славный самогон гнала зазноба,
три глотка и тут же вдрабадан.
До утра в канаве пели оба:
старый тролль и славный польский пан.