Inside my heart is breaking, my make-up may be flaking. But my smile still stays on.
Нет, не стерпеть: так ребро Адама вынимают, перетаскивают составом, и тянется след- пятна;
так вразнобой толпой пьяных поминают пятницу: ни оглянуться, ни всплакнуть, ни прославиться последним словом;
так они мчат сломя голову- поперечные шпалам мысли: шквалом не выплеснуть, окружили, подступили, нависли
немецкие марши в горле;
так носишь нож в голенище, полный
нерешимости лезвия и красных последствий;
так выходишь из бара трезвый и не знаешь, как это получилось, слов не найти, не выплавить ясности, определений волнистой линией, у затворника слов затвор заклинило, и давно недостаточно этих "ю" и "бе"- так это я по тебе, сон в сентябре, сон об осени и другие спектакли, и не река, просто льды обмякли и превратились в черную тишину; львиная власть дала трещину, утратила истину;
так гранит слетает с Дворцовой пристани и обнажает топь раны,
ее выступающий край,
так немые, наверняка, задыхаются и выпрашивают "постой" и "не отпускай".
так вразнобой толпой пьяных поминают пятницу: ни оглянуться, ни всплакнуть, ни прославиться последним словом;
так они мчат сломя голову- поперечные шпалам мысли: шквалом не выплеснуть, окружили, подступили, нависли
немецкие марши в горле;
так носишь нож в голенище, полный
нерешимости лезвия и красных последствий;
так выходишь из бара трезвый и не знаешь, как это получилось, слов не найти, не выплавить ясности, определений волнистой линией, у затворника слов затвор заклинило, и давно недостаточно этих "ю" и "бе"- так это я по тебе, сон в сентябре, сон об осени и другие спектакли, и не река, просто льды обмякли и превратились в черную тишину; львиная власть дала трещину, утратила истину;
так гранит слетает с Дворцовой пристани и обнажает топь раны,
ее выступающий край,
так немые, наверняка, задыхаются и выпрашивают "постой" и "не отпускай".