Льдинки липнут к пальцам, какая уж, к черту, вечность,
Лишь глаза слепит изумительно белый лёд,
А в руках течёт. Плати за свою беспечность,
И послушно жди, что невеста твоя придет.
О, она идет, бесконечно прямая Герда,
По сугробами, болотам, талой воде - ать-два.
Не согнет спины навстречу лютому ветру.
И ворвётся в дверь, и заявит свои права.
Королева скажет, был ты незабываем,
Но у нас, у баб, такой вот дурной удел,
Что придется мне ради Герды расстаться с Каем,
И плевать, что Кай меня, не её, хотел.
Я уйду в туман в белоснежном своем наряде,
Воплощением нордический красоты.
Я скажу тебе: проваливай, бога ради,
Заведу себе хоть десяток таких, как ты.
Поднимись с колен, и хватит глаза таращить,
Как сосульки слезами капают с потолка.
По сугробам Герда добычу за руку тащит,
И теплеет снег, и добыча ее сладка.
Лишь глаза слепит изумительно белый лёд,
А в руках течёт. Плати за свою беспечность,
И послушно жди, что невеста твоя придет.
О, она идет, бесконечно прямая Герда,
По сугробами, болотам, талой воде - ать-два.
Не согнет спины навстречу лютому ветру.
И ворвётся в дверь, и заявит свои права.
Королева скажет, был ты незабываем,
Но у нас, у баб, такой вот дурной удел,
Что придется мне ради Герды расстаться с Каем,
И плевать, что Кай меня, не её, хотел.
Я уйду в туман в белоснежном своем наряде,
Воплощением нордический красоты.
Я скажу тебе: проваливай, бога ради,
Заведу себе хоть десяток таких, как ты.
Поднимись с колен, и хватит глаза таращить,
Как сосульки слезами капают с потолка.
По сугробам Герда добычу за руку тащит,
И теплеет снег, и добыча ее сладка.