Он стоит перед ней, трясется, в руках бутылка, за спиной - солнце. Он набирается сил и вполголоса спрашивает: "Помнишь?"
- Помнишь, я расчесывал твои волосы?
Она стоит перед ним, держится ровно, в то время как сердце - простите - херачит резким рондо.
В этом нечто запредельно нежное - вот так столкнуться посреди улицы (у нее ни стрессов, ни бессонницы), просто чуть полная женщина спешит вечером с работы (на его брюках следы рвоты), у него нет дома.
Она - как гласная фонема, на вдохе, как крики ночные, как стоны, охи.
Он стесняется ее трогать.
- Ты помнишь? В грозу мы спешили в спальню.
Сплю, повторяет она, нереально.
Он - как расстроенная от удара гитара - мягко, но плохо. Как с неба грязный снег, как тающее эхо.
Это огромная трагедия - она взмахивает руками
( - Помнишь, мы играли в детстве в салки?)
(ей не хватает в руках скалки)
некрасивым голосом кричит:
- Не подходи! Я вас не знаю!

Воображение, ветер донесет позже:
- Господи, прости меня... Помнишь?
Боже?