Кажется небо слезным, дымным и серым, в нем ночью видишь северные моря. Воздух в груди замерзает метелью белой, призрачной мачтой мертвого корабля. Глупая я, дурная, но что поделать, если опять боюсь потерять тебя.
И этот страх надеется разрастаться, словно какой диковинный паразит. Едет на мне трусливым нахальным зайцем, даже не думая, видимо, заплатить. Через два месяца стукнет уже семнадцать, по-прежнему сплю на крепкой твоей груди.
Снятся морские камни, песок и гравий, снится, как я иду босиком к воде - эдакий легкомысленный пролетарий, верящий в то, что "завтра настанет день". Чайки бросают перья к ногам, взлетая, мне бы быть чайкой - жалко, что не сбылось. Птицы - они такие, их коль поймаешь - сразу же обрезай им одно крыло. Либо они вернутся в свои покои, в небесные волны дельфинами облаков, либо ты будешь им однокрылым богом, принявшим на себя их святую боль.

Будь у меня возможность - я б подарила крылья, полет и ветер тебе за так. Только мне страшно биться об половину всех твоих неподорванных баррикад. Что синяки - заживут и уже не вспомнишь, а холод оставляет дурацкий шрам. И кажется, что некого звать на помощь, что есть вокруг целый мир - а ты в нем одна.

Все мои гарнизоны уже побиты, хочешь - стреляй в открытую, добивай. Я раскрываю руки - сдаюсь, смотрите, выжита, сжата, оставлена умирать.

Кажется небо - морем, а море - небом, кажется, я сняла с себя все замки.
Мне бы быть чайкой, птицей, а мне бы, мне бы...
Мне бы забыть, как дрожу от твой руки.